Мемуары мастера Фунакоси – 6

(Предыдущая часть)

(Перевод clover)

Глава 3. ШКОЛА ЖИЗНИ

Против урагана

Мне кажется будет более скромным, если о некоторых историях моей юности расскажет вам другой человек. С некоторым смущением, и с любезного разрешения автора, я воспользуюсь для этого книгой господина Юкио Тогава (Yukio Togawa), при этом я не беру на себя ответственности утверждать, что все изложенное в ней происходило именно в точности так. Возможно некоторым читателям мои поступки покажутся безрассудными, но я вас уверяю, что это далеко не так.

«Небо было черным», - пишет господин Тогава, - «порывы ревущего ветра сметали все на своем пути. С треском ломались ветви и валились огромные деревья, воздух был наполнен бешено крутящейся пылью и песком, который скрипел на зубах и болезненно сек лица людей.

Издревле Окинава известна своими тайфунами, свирепость которых трудно поддается описанию. Каждый год в сезон тайфунов остров подвергается опустошительному воздействию ветров. Поэтому большинство домов на Окинавском архипелаге строятся одноэтажными, с очень крепкими каменными стенами и черепичными крышами, которые для прочности соединяются между собой глиной. Но сила ураганов достигает такой силы (иногда до 100 миль в час), что несмотря на все это дома не выдерживают и буквально разлетаются на части.

Обычно во время тайфунов жители Сюри сидят по домам и, с тревогой вслушиваясь в буйство ветра, пережидают стихию. Но мне помнится, как однажды, в один из таких жестоких ураганов, я увидел молодого человека, который стоял на крыше дома, расположенного в квартале Ямакава-сё, и наблюдал за ураганом.

Любой кто мог бы его увидеть, решил бы что это сумасшедший. Почти полностью раздетый, он стоял на скользкой черепичной крыше, провернувшись к бушующему ветру и держал в руках циновку. Очевидно он уже падал с крыши, сметенный порывом ветра, поскольку все тело с головы до ног было покрыто грязью.

На вид ему было не больше 20 лет. Он был невысок, едва ли выше 155 сантиметров, но широкоплеч и крепок. Его волосы наподобие борца сумо были уложены в пучок волос и перевязаны светлым шнуром, что говорило что он из сидзоку.

Но больше всего поражал его взгляд. Сосредоточенный и целеустремленный, из-под нахмуренных бровей лица, которое было цвета меди. Сжимая губы с каждым новым порывом ветра, он казался мифическим существом, наделенным огромной силой. Его можно было сравнить со статуей Тэнбу - одного из небесных воинов-стражников Будды.

Неожиданно молодой человек расставил широко ноги и слегка подогнул колени, а затем он развернул циновку, удерживая ее руками против ветра. В таком положении он пытался устоять от напора ветра.

И стало понятно, что молодой человек, бросая вызов урагану, закаляет не только свой дух, но и совершенствуется в каратэ, поскольку эта стойка, как известно в этом искусстве является одной из главных. Раз за разом с неистовой силой ураган бил в его циновку, но он противостоял ему упрямо и уверенно».

Встреча с гадюкой

На Окинавских островах водится очень ядовитая змея – болотная гадюка - «хабу» (habu). С давних времен люди ее очень боялись, поскольку ее укус мог быть смертельным, а единственным способом избежать смерти была ампутация руки или ноги. Теперь эта проблема решается просто – человеку, укушенному гадюкой, вводится противоядие. Особенностью окинавских гадюк является то, что они чрезвычайно большие и могут достигать в длину 180-200 сантиметров, поэтому в любом случае с этими животными лучше не встречаться.

Так вот, давным-давно, еще задолго до изобретения антидота, поздним вечером я собрался на занятия к мастеру Адзато. Поскольку к этому времени я уже был не только женат, но и имел двух сыновей, то старший из них – ученик начальной школы – оправился вместе со мною, неся фонарь и освещая нам темную дорогу.

По пути из города Наха в город Сюри, мы дошли до Сакасита (Sakashita), где находился древний храм, посвященный богине милосердия Каннон. Как только мы миновали этот древний храм, то увидели на дороге нечто, что первоначально приняли за кучу навоза, но когда подошли поближе, то поняли, что это было живое существо, причем не только живое, но и изготовившееся наброситься на нас.

Когда мой сын впервые так близко от себя увидел гадюку, с раздвоенным выскальзывающим языком, глаза которой вспыхнули в свете фонаря, словно два огонька, он в ужасе закричал и, бросившись ко мне, вцепился в мои ноги. Я спрятал его позади себя и, выхватив у него фонарь, стал медленно раскачивать им из стороны в сторону над головой. Не помню, как долго это продолжалось, но змея, понаблюдав некоторое время за мною, потихоньку удалилась прочь с дороги в темноту картофельного поля. В этот момент я смог разглядеть какой она была большой.

Конечно у меня это была не первая встреча с гадюкой, но никогда раньше я не видел, чтобы они собирались напасть. Я раскачивал фонарем потому, что согласно окинавских поверий, это будто бы успокаивает гадюку, но постольку я не очень верил в это средство, то был очень удивлен ее бегством, поэтому подошел к краю картофельного поля, чтобы посмотреть, куда она уползла.

Поскольку в темноте ее выдавал отблеск глаз в свете фонаря, то я почти сразу же снова увидел ее и понял, что это было не бегство – она вновь притаилась, готовая к нападению под покровом темноты. К счастью, я успел ее увидеть раньше, и вновь покачав фонарем, вынудил ее уползти подальше в поле.

И тут мне пришла мысль, что гадюка преподала нам хороший урок. И продолжив идти к дому мастера Адзато, я сказал своему сыну: «Люди считают, что гадюки обычно не нападают на людей первыми. Но сейчас мы убедились в обратном. И, хоть она и отползла в сторону, она вовсе не убегала. Она просто сменила позицию на более ей выгодную, и была готова снова действовать. Гадюка показала нам хороший пример тактических действий».

Избегнуть драки – это тоже победить

Хочу рассказать еще о паре случаев, которые, как мне кажется, помогут моим читателям лучше понять суть нашего искусства. Оба они произошли давно, еще во время моей юности на Окинаве, и оба прекрасно демонстрируют, что победа бывает разной.

Первый случай произошел на дороге, шедшей юго-западнее от замка Сюри к чайному домику бывших князей Окинавы, построенному еще в эпоху Нара, из которого открывался чудесный вид на океан.

Выложенная камнем дорожка была довольно короткой, всего около мили, но очень живописна, ее со всех сторон обступали высокие и величественные сосны. С началом эпохи Мэйдзи, когда были ликвидированы все сословные привилегии, этот чайный домик стал доступен для всех, поэтому как-то раз вечером, мастер Итосу с несколькими учениками, среди которых был и я, направлялся к нему, чтобы полюбоваться полнолунием. Вечер был настолько великолепный, что мы позабыв про время, засиделись допоздна, беседуя о БИ и соревнуясь в поэзии.

Наконец было решено возвращаться домой и мы двинулись в обратный путь по дороге, скрывающейся в темноте леса. К этому времени луну закрыли облака и стало очень темно, поэтому один из учеников зажег фонарь, чтобы освещать нам путь. Внезапно ученик, который шел впереди, крикнул, чтобы мы погасили фонарь. Мы сразу поняли, что что-то происходит. Впереди стояли какие-то люди, которых было примерно столько же, сколько и нас, поэтому мы были не особо встревожены, поскольку даже, если бы те люди и владели каратэ, то все равно, как считали мы, они были бы обречены на бесславное поражение. Было так темно, что мы не могли разглядеть их лиц.

Мы ждали, что же скажет Итосу, и услышали его удивительно спокойный голос: «Всем повернуться спиной к луне и стоять на месте». Мы были удивлены, поскольку считали, что это удобный случай, чтобы проверить наши навыки, поэтому просто жаждали сразиться с этой «шайкой», уверенные заранее в своем успехе. А вместо этого, он нам велел всего лишь встать спиной к луне. Мы не понимали, что он задумал.

Неожиданно, я вдруг услышал от Итосу: «Фунакоси, пойдите к ним и поговорите. Спросите, кто они такие. И не забудьте им представиться!».

Я пошел в сторону неизвестных людей. «Смотрите!», - донеслось до меня, - «один из них приближается! Приготовьтесь!». Атмосфера, как мне тогда показалось, накалилась до предела, оставался последний шаг до начала драки.

Приблизившись к ним, я увидел, что лица этих людей коварно скрыты под масками. Выполняя указания Итосу, я представился как можно вежливее, и сообщил, что мы ученики мастера Итосу, которого сопровождаем.

«Вы наверное слышали о нем?» - добавил я.

«Итосу?» - переспросил, как мне показалось, главный из них, - «никогда не слышал!»

Один из них, смерив меня взглядом, воскликнул: «Да, это же мальчишка! Что тебе здесь надо и почему суешь нос в дела старших? Убирайся отсюда!». И с этими словами, он оттолкнул меня в сторону.

Я мгновенно встал в стойку. Но в тот же момент услышал крик Итосу: «Прекратите, Фунакоси! Спросите просто кто они такие и чего им надо».

«Хорошо», - ответил я, и вновь обратился к неизвестным нам людям, - «прошу ответить: кто вы такие и чего вам от нас надо?»

Но прежде чем услышал ответ, я заметил, что к нам приближается еще одна группа сильно подвыпивших мужчин, которые распевали песни, вероятно возвращаясь домой с гулянки. По мере приближения они поняли, что тут что-то происходит, поэтому начали возбужденно кричать, радуясь возможности понаблюдать за хорошей стычкой. Но внезапно, один из них узнал нашего мастера.

«Так, это же мастер Итосу!» - ошеломленно воскликнул он, - «в чем дело?», - спросил он, обращаясь к людям, которые приготовились к драке. «Вы что, с ума посходили?» - добавил он, - «это же Итосу! А с ним наверно его ученики. Будь, вас десять или даже двадцать, вы бы все равно не с ним не справились. Лучше извинитесь!»

Но группа людей, посовещавшись между собой, предпочла исчезнуть в ночном лесу без всяких извинений. После этого мастер Итосу удивил нас еще больше. Вместо того, чтобы продолжить свой путь, он приказал нам свернуть на другую дорогу, ведущую к Сюри, которая была длиннее. Всю дорогу он молчал и вновь заговорил только перед тем, как мы начали расходиться: «Сегодня вы достойно показали себя», - сказал он, - «я не сомневаюсь, что вы станете настоящими мастерами. Но никому не рассказывайте о том, что сегодня случилось. Никому, всем ясно?».

Позже мы узнали, что эти люди приходили в дом Итосу, чтобы принести ему свои извинения. Они оказались не тем, кем мы думали - бандитами или ворами, а обыкновенными «санка» (sanka), то есть - батраками, которые после работы в деревне, возвращались домой, поднабравшись авамори (awamori – окинавское саке). Будучи в сильном подпитии, они вели себя шумно, бахвалились своей силой и искали случая на ком бы ее опробовать. И тогда я понял, как мудро поступил мастер Итосу, избежав позорной драки с пьянчужками. А я-то до сих пор наивно считал, что отлично знаю, в чем заключается истинная сущность каратэ. И до сих пор краснею от одной только мысли, что мастер Итосу прекрасно видел, как глупо я купился на подначки пьяных батраков.

Второй случай аналогичен первому, но он представляет меня не в таком неприглядном свете. Но сначала я должен сказать несколько слов о родне моей жены. Много лет они вели селекцию, чтобы вывести улучшенные сорта батата. До 1868 года, когда произошла Реставрация Мэйдзи, они были достаточно зажиточной семьей, но после этого для них наступили мрачные времена и они были вынуждены переехать в деревню, которая называется Маваси (Mawashi), находившуюся примерно в двух милях от города Наха. Отец моей жены был ярым приверженцем Окинавского государства, поэтому часто находился в хмуром настроении, отчего иногда казался окружающим замкнутым человеком. В хорошую погоду он работал в поле, а когда шел дождь оставался дома и читал, и больше ничего в жизни его не интересовало.

Поскольку моя жена очень любила его, то в один из праздников она как всегда вместе с детьми пошла в деревню навестить его. Я отправился тоже в Маваси, потому что мне не хотелось, чтобы они возвращались одни поздно вечером. Пустынная дорога в Маваси вела через густой сосновый лес, и было уже довольно сумрачно, когда внезапно у меня на пути возникли два человека. Как и в рассказанном мною ранее случае, их лица были скрыты под масками. Их намерения мне стали сразу же очевидны из последовавшей за этим чрезвычайно «любезной» беседы.

«Так-так», - произнес один из них презрительным тоном, - «только не прикидывайся, что не понимаешь, ты прекрасно знаешь, чего нам от тебя надо. Ну-ка, скажи: «Здравствуйте, господа, какой сегодня прекрасный вечер», и гони деньги. И побыстрее, жалкий негодяй, иначе пожалеешь. Я тебе это обещаю».

Но пока он мне грозил, я уже успел составить план своих действий. Я мгновенно оценил говорящего по его манере сжимать кулаки, а другого человека по тому как он держал в руках палку, и понял, что они весьма далеки от боевых искусств.

«Это вы ко мне?», - спросил я, оглядываясь, и изображая изумление, - «или к кому? Или вы ошиблись? Мне кажется, что мы не знакомы, или знакомы, или - нет…?» - я засыпал их встречными «бестолковыми» вопросами.

«Заткнись, сморчок!» - рявкнул на меня человек с палкой, - «хватит дурака валять, гони – деньги!» И они с угрожающим видом двинулись на меня. Не думаю, что у них были благие намерения, поскольку человек с палкой, поднял ее, целясь в меня.

«Я вижу», - продолжил я разговор, - «что вас двое, и вы сильные. А я один, и не люблю драться...»

Мне показалось, что они поверили моим словам. «Не любишь!», - начал один из них, - «тогда гони деньги!»

«У меня нет денег», - ответил я и похлопал по пустым карманам.

«Тогда гони табак!»

«Я не курю.»

Я действительно не имел при себе ничего кроме «манзю» (manju) – печенья, которое прихватил с собою, чтобы положить его на алтарь в доме отца жены.

«У меня есть только это», - сказал я, показывая манзю.

«Печенье?», - сказали они с разочарованием - «ну, ладно, давай его сюда – это лучше, чем ничего». Забрав у меня печенье, один из них произнес: «Пошел вон, заморыш! И берегись в следующий раз!». И они вновь растворились в темноте леса.

Через несколько дней, беседуя с мастерами Адзато и Итосу, я рассказал им об этой истории. Выслушав, Итосу сказал, что я поступил правильно, что я понимаю истинные цели каратэ.

«А что вместо манзю», - поинтересовался мастер Адзато, - «ты положил на алтарь предков своего тестя?»

«Ничего», - ответил я, - «кроме своей сердечной благодарности.»

«Ну и правильно», - сказал улыбнувшись Адзато, - «благоразумие – одна из целей в каратэ. Я думаю, ты понимаешь, о чем я говорю».

И я был несказанно обрадован и потрясен. Я никогда не слышал от них ни единого хвалебного слова в отношении моего исполнения ката, а тут они вдруг, совершенно откровенно, одобрили мое поведение, при этом я ощутил их чувство удовлетворенности мною.

Опасность зазнайства

Это случилось сразу же после моего 30-летнего дня рождения, когда однажды вечером я возвращался из Наха в Сюри. Безлюдная дорога становилась еще более пустынной возле храма Согендзи (Sogenji).Слева от него тянулось мрачное кладбище, около которого располагался большой пруд, к которому когда-то, давным-давно в старину самураи приводили на водопой лошадей. У пруда простиралось заброшенное пастбище, в центре которого высилась куча камней, у которых собиралась окрестная молодежь, чтобы побороться на руках. В тот вечер, когда я проходил мимо, там собрались несколько молодых людей.

Как я уже говорил ранее, окинавская борьба на руках несколько отличается от японской. Я был ее большим поклонником и (скромно признаюсь) кое-чего в ней достиг. Поэтому я невольно остановился, чтобы посмотреть.

Внезапно один из парней заметил меня и крикнул: «Эй, иди к нам и попробуй! Если не боишься».

«Правильно!», - крикнул другой, - «хватит пялиться на других! Это невежливо!».

Поскольку любые проблемы я считал излишними, то я ответил: «Прошу прощения, но я спешу», - и в подтверждение своих слов продолжил свой путь.

«А ну, стой!» - и двое парней направился в мою сторону. «Решил удрать?», - сказал один из них с ехидной усмешкой. «Мне кажется, что ты трус!» - с вызывающим видом добавил другой.

Они схватили меня и отвели к куче камней. Приблизившись, я увидел более взрослого, очень сильного на вид мужчину, который был у них, по видимому, за судью. Безусловно, я мог бы без особых проблем освободиться от их захвата, но мне самому хотелось поучаствовать в борьбе. Первым противником, как мне показалось, был самый слабый из их компании. Я легко его одолел. Второго также. Затем - третьего, четвертого и пятого.

Наконец осталось только двое, достаточно сильных на вид противников, с кем я еще не боролся, одним из которых был сам судья.

«Я уступаю свою очередь тебе», - сказал судья, обратившись к другому человеку, - «хочешь побороться с ним?».

«Мне нужно идти», - поспешил вмешаться я - «я уже устал и уверен, что проиграю вам. Прошу, пожалуйста, меня извинить».

Но мой соперник решил иначе. Молча, с угрюмым видом он уселся напротив меня, так что теперь я уже не мог отказаться и был вынужден бороться. Этот поединок был коротким и ожесточенным, но я его выиграл.

«Прошу прощения», - сказал я еще раз, - «я очень тороплюсь в Сюри, поэтому должен идти дальше. Пока!».

И я зашагал прочь. Тем не менее я понимал, что просто так они меня не отпустят. И оказался прав, потому что вскоре услышал шаги за спиной.

Утром, когда я шел в Наха, было дождливо, поэтому у меня при себе был зонт, который оказался весьма кстати. Поскольку дождя не было, то я нес его на плече, и когда кто-то из нападавших собрался меня ударить сзади, я его неожиданно раскрыл, и таком образом, помешал нападавшему.

Не хочу приводить подробности той драки. Скажу лишь, что их было примерно 7-8 человек, но мне удалось отбить все их атаки, пока неожиданно не раздался голос старшего мужчины: «Отстаньте от него! Похоже, он каратист».

Выпады в мою сторону прекратились. Они стояли передо мной, пыхтя и сверля злобными взглядами, но не попытались остановить меня, когда я развернулся и пошел своей дорогой. Я гордо удалялся от них, декламируя свои любимые стихи, и пристально вслушиваясь в звуки, раздававшиеся за спиной.

Всю дорогу до Сюри меня обуревали противоречивые чувства. Зачем мне понадобилось бороться? Ради чего? И честный ответ себе мне был крайне неприятен: это было желание покрасоваться своей силой перед другими. Одним словом – пустое бахвальство. Это было настолько глупо и по-детски, что мне стало нестерпимо стыдно. И даже сейчас вспоминая этот случай, мне до сих пор неприятно.

Неуместная жалость

Недалеко от дома моего деда находится высокий холм Бенгадаке (Bengadake), поросший густым лесом. Этот лес считался священным, поэтому его посещало много людей (в основном из Наха и Сюри). Вид на этот холм открывается первым, что могут видеть люди, входящие на судах в залив Тюдзё.

Однажды вечером, я возвращался домой из деревни Нисихара (Nishihara), и уже поднялся почти на самую вершину холма Бенгадаке, как неожиданно услышал, что навстречу мне кто-то бежит. В сумерках я удва успел увернуться от мужчины, который, по-видимому, он спасался от кого-то бегством.

Он резко нырнул в поле с сахарным тростником, высокие стебли которого полностью скрыли его. Поскольку шорох тростника внезапно прервался, то мне подумалось, что он возможно он споткнулся, ударился головой и потерял сознание. Я обыскал в темноте поле насколько смог, но не нашел его. Странно подумал я, и решил поискать его ниже по склону, где во впадине находился пруд с деревенскими стоками.

Пруд распространял ужасное зловоние, и я уже хотел было уйти отсюда побыстрее, как внезапно заметил нечто на его поверхности, что было похоже на грязную дыню. Она зашевелилась и я понял, что это голова человека. Несмотря на грязь и вонь, я протянул ему руку и вытащил его. Даже не поблагодарив меня, он помчался дальше вниз по холму.

В то же мгновение раздался свист и из темноты выскочили три темных фигуры. Ничего не говоря они набросились на меня.

«Эй!» - закричал я, рассмотрев вблизи, что это были полицейские - «за что вы меня схватили?»

Один из полицейских достал веревку, и связал мне руки. И тут я догадался, что они вероятно гонятся за тем человеком, который упал в пруд.

«Подождите», - сказал я - «я не тот, кого вы ищите».

«Не ври!», - оборвал меня резко один из полицейских, - «а то хуже будет!».

Я объяснил им, что незадолго до их появления, я вытащил из пруда какого-то человека, но он сразу же убежал. Наконец, после долгих объяснений, мне поверили. Они спросили, как выглядел тот человек и во что он был одет. Я ответил, что поскольку было уже довольно темно, то я плохо разглядел его, но его выдаст характерный запах.

И мы вчетвером побежали по склону холма в направлении, в котором скрылся этот человек. Но когда приблизились к подножию холма, то неожиданно услышали чей-то крик. Оказалось, что другая группа полицейских, которая также участвовала в поисках беглеца, поймала его на картофельном поле, и скрутив, уложила на землю. У него был растерянный вид, и от него отвратительно пахло. Без сомнения это был тот самый человек, которого я вытащил из пруда.

Они связали его и уже хотели увезти, но я, из жалости к нему, предложил сначала его вымыть.

«Где это можно сделать?» - спросил меня один из полицейских.

«Пойдемте ко мне домой», - сказал я, - «это как раз по дороге».

Сказано - сделано. Его привели ко мне домой, раздели и стали обливать у колодца, и тут я увидел в каком он был состоянии. На его правом боку была рана, а на левом – синяк от ушиба. Я предположил, что рану он получил, когда упал в пруд, а синяк, наверное когда я его отпихнул на дороге, когда он мчался с холма.

И тут я почувствовал к нему еще большую жалость, пока полицейские не растолковали мне, что он беглый преступник, который обвинен в разбое и насилии. И тут вся моя жалость к нему исчезла.

(продолжение...) (К началу книги)