Мемуары мастера Фунакоси – 5

(Предыдущая часть)

(Перевод clover)

От «китайской руки» к «пустой руке»

Понять значение некоторых иероглифов в японском языке не всегда просто, поскольку одно и то же слово может изображаться одинаково, а значить по разному – все зависит от контекста. И «каратэ» (空手) - пример такого случая. С «тэ» все понятно, это означает «рука» (手). Но «кара» имеет два значения: по-японски – «пустой», а по-китайски «Тан» (Tang -唐), то есть - имя китайской императорской династии Тан.

Так как же правильнее называть наше боевое искусство: «пустая рука» или «китайская рука» (tode - 唐手)? Здесь вновь можно только предполагать, но честно говоря, и прошу меня не судить за это строго, но в начале 1920-х годов, еще до моего отъезда в Токио, чаще всего подразумевалась «китайская рука», чем «пустая», что конечно не означает, что это более правильно.

На Окинаве, чаще всего мы говорили просто - «тэ», как сокращение от «буси-но тэ» (bushi no te). Что касается «тэ» в сочетании с «кара», то про это мне абсолютно ничего не известно, поскольку об этом не осталось никаких письменных сведений, с помощью которых можно было бы установить точное значение «кара». По моему мнению, поскольку Окинава большую часть своей истории была связана с китайской империей, поэтому все, что ввозилось из Китая - как тогда считалось на Окинаве – было самое лучшее, то вероятнее всего «кара» - означает «китайское», а не «пустое», но повторюсь еще раз – это всего лишь мои догадки. (* Фунакоси очень осторожен. В эпоху пропаганды милитаризма в Японии, и различных захватнических планов, словосочетание «Китайское искусство» в японском обществе того времени воспринималось негативно.)

На Окинаве исторически существуют два территориальных стиля «тэ», которые по месту своего расположения иногда называют, как «сюритэ» (shurite) и «нахатэ» (nahate). Однако, эти названия использовались значительно реже, чем «китайская рука». Т.о., когда популярность каратэ вышла за пределы Окинавы, многие люди не могли понять почему это окинавское искусство называется «китайским». Даже в наши дни есть люди, которые до сих пор свято верят в то, что каратэ - это китайское боевое искусство «в чистом виде».

Именно по этой причине я решил, что мне, от названия «китайская рука» следует отказаться, поскольку оно вводит в заблуждение и многие люди не понимают, что искусство каратэ - это продукт многовековой культуры Окинавы. Поэтому через несколько лет, после переезда в Токио, я воспользовался случаем, чтобы выразить свое мнение по этому поводу. На собрании клуба каратэ университета Кейо (Keio) я предложил учредить новое общество, которое предложил назвать - «Дай Ниппон Кемпо Каратэ-до» (Dai Nippon Kempo Karate-do), уже с трактовкой иероглифа «китайский», как - «пустой».

Поначалу такое мое решение не поддержали ни в Токио, и на Окинаве, но я был уверен в своей правоте и верю в это и сейчас. Теперь к этому названию все уже привыкли, и как бы странно звучало название каратэ в современном мире, если бы оно сохранило название «китайское».

И еще, «кара» в значении «пустой» - наилучшим образом отражает суть нашего искусства. С одной стороны, оно означает, что каратэ – это искусство боя без оружия. С другой - ученики каратэ-до не только совершенствуются в физических навыках, но и в духовных – очищают свое сердце и разум от мелочности и суетности. В буддистских трактатах встречается фраза «сики-соку-дзе-ку» и «ку-соку-дзе-сики» (shiki-soku-ze-ku и ku-soku-ze-shiki), что буквально означает: «постоянна только Пустота» и «только Пустота – постоянна». Слово «ку» является синонимом «кара» (Пустота).

Несмотря на разнообразие боевых искусств, таких как, например, дзю-до, кен-до, кю-до, бо-до и дзё-до – их цели аналогичны каратэ-до. В буддизме «Пустота» - это источник всего, или иными словами - все из Ничего - вот почему, и в том числе, я решил использовать трактовку «кара», как «пустое». Я мог бы рассказать об этом значительно больше, но это не является целью написания этой книги, поэтому не буду углубляться в вопросы философии. Более подробное разъяснение вы можете в моей книге «Каратэ-до Кёхан» (Karate-dо Kyо:han) («Искусство каратэ для мастеров»).

Поскольку я решил, что главной целью моей жизни будет широкое распространение искусства каратэ, то я не мог ограничиться лишь заменой «китайской руки» на «пустую», и начал налаживать систему и разрабатывать методы массового обучения. Я хотел, чтобы каратэ было включено в качестве предмета физической культуры в общественных школах. Для этого я переделал ката, чтобы сделать их проще, насколько это возможно. Ведь времена меняются, поэтому абсолютно ясно, что боевые искусства должны идти в ногу со временем. Очевидно, что современных учеников нельзя учить каратэ тем способом, которым учили еще несколько десятилетний назад во времена моего далекого детства на Окинаве.

Ни сейчас, ни когда-либо ранее не существовало конкретных требований к точности и скорости выполнения ката - это просто невозможно, поскольку они должны видоизменяться согласно требований жизни. Ката никогда не записывались, а передавались от мастера к мастеру только в устной форме. И я решил, что поскольку ката в упрощенном виде могут представлять из себя одну из форм физкультуры, то ими могли бы заниматься все японцы, не зависимо от пола и возраста.

Еще одним шагом к признанию каратэ в Японии стала замена окинавских названий ката на японские. После того, как в 1922 году я приехал в Токио, издательство «Букё-Сё» (Bukyo-Sho) издало мою первую книгу «Рюкю Кемпо: Тодэ» (Ryukyu Kempo: Tode). В ней ката еще имели свои старые окинавские названия: «Пинан» (Pinan), «Найфанти» (Naifanchi), «Тинто» (Chinto), «Бассай» (Bassai), «Сейсан» (Seishan), «Дзитте» (Jitte), «Дзион» (Jion), «Сантин» (Sanchin) и т.д. Это были оригинальные названия, которыми называли ката мои учителя на Окинаве.

За всю предыдущую историю каратэ не было сделано ни одного рисунка ката, и не написано ни одной строчки о заложенных в них техниках, поэтому большинству современных людей они кажутся непонятными и странными. Таким образом, следующим моим этапом после преобразования «китайской руки» в «пустую руку» стала попытка упростить ката, чтобы сделать их более понятными, и начал я с того, что изменил окинавские названия ката на японские и теперь они известны как: «Тэн но Ката» (Ten no Kata), «Ти но Ката» (Chi no Kata), «Хито но Ката» (Hito no Kata), «Эмпи» (Empi), «Ганкаку» (Gankaku), «Хангецу» (Hangetsu), «Мейкё» (Meikyо), «Хаккё» (Hakkо), «Киун» (Kiun), «Сётё» (Shо:tо), «Сёин» (Shо:in), «Хотаку» (Hotaku), «Сёкё» (Shо:kyо) и т.д. Однако, хочу заметить, что выбранный мною «набор» ката, отнюдь, не являются вечным, при необходимости можно практиковать и другие ката.

Искусство каратэ едино

По моему мнению, одной из особых проблем в современном каратэ является довольно распространенное заблуждение о том, что оно бывает разным. Я считаю, что это отрицательно отражается на развитии нашего искусства.

В былые времена на Окинаве, как я ранее уже упоминал, существовало два региона, в которых практиковали так называемые нахатэ и сюритэ, которые, как считается, происходили от двух разных стилей китайских боевых искусств – «удан» (wu tang) и «сёринзи кемпо» (shorinji kempo, * т.е. в смысле shaolin kung fu), возникших примерно во времена китайской династии Юань (Yuan, 1279-1368), а также получивших свое развитие при династиях Мин (Ming, 1368-1644) и Цинь (Chin, 1644-1912). Предположительно основателем стиля удан был мастер Чжан Саньфэн (Chang Sanfeng), а сёриндзи - легендарный Дарума (Daruma) – более известный, как Бодхидхарма – первый патриарх чань-буддизма (яп. - дзэн). Оба направления очень знамениты, а их адепты славятся своим мастерством далеко за пределами своей страны.

Согласно легенд, стиль удан получил свое название от Уданских гор, где он якобы возник, а сёриндзи - это окинавское название монастыря Шаолинь (Shaolin) в китайской провинции Хэнань (Hunan), в котором когда-то согласно преданий учил Дарума. Методы его обучения, как говорится в одной из легенд, были чрезвычайно суровыми, он заставлял учеников практиковаться с утра и до вечера до полного изнеможения, чтобы закаляя тела крепли их умы и сердца, как того требовало вступление и следование путем Будды. Со временем этот метод обучения превратился в самостоятельную форму боевого искусства, которое так и стало называться по месту своего происхождения – Шаолинь. Конечно, принимать за факты, сведения изложенные в легендах нельзя, но все же можно почти не сомневаться, что китайская культура и среди прочих ее элементов - китайские боевые искусства - оказала существенное влияние на окинавские способы кулачного боя, которые сформировались в наше время в то, что нам теперь известно, как каратэ.

Но в каком соотношении и насколько сильно повлияли в ходе истории стили удан и сёриндзи на каждый из окинавских стилей – «сёрин-рю» (shо:rin-ryu:) и «сёрей-рю» (shо:rei-ryu:) – точно не известно. То же самое можно сказать и про сюритэ и нахатэ.

Что касается различий между самими окинавскими стилями, то можно с некоторой определенностью сказать, что стиль сёрей больше сосредотачивается на силе, а сёрин – на скорости. Поэтому исходя из этого, каждый из них имел свои преимущества и недостатки. Например, сёрей присуща очень эффективная силовая техника, но при этом он менее динамичен, чем сёрин. Поэтому современное каратэ должно вобрать в себя все самое лучшее из обоих стилей.

Вот почему, я еще раз повторяю, разделения каратэ на стили не должно быть в принципе. Современное каратэ-до должно быть единым. Я слышал, что некоторые люди утверждают, будто изобрели более эффективные ката, и на том основании заявляют о себе, как об основателях новых «стилей». Я сам, когда слышу от коллег, что наш «стиль» называется «Сёто-кан» (Shо:tо:-kan) всегда категорически возражаю против попыток подобной интерпретации. По моему глубокому убеждению, все «стили» должны объединиться, вобрав в себя все самое лучшее, чтобы искусство каратэ могло не только развиваться, но и соответствовало бы требованиям времени.

Каратэ и моя супруга

Как я уже рассказывал, моя семья происходит из сословия сидзоку. Дед по отцовской линии, Гифуку, был знаменитым адептом конфуцианского учения, и он, как и большинство философов, никогда не тревожился о хлебе насущном, или, если сказать более точно, финансовые проблемы его никогда не волновали. Его знания по достоинству очень высоко оценил «хансю» (hanshu – бывший правитель Окинавы), поэтому он оказал ему честь, назначив на должность учителя для своих дочерей, которые росли одни без матери. Уроки проходили около мавзолея Кунтоку Дайкун Готен (Kuntoku Daikun Goten), около которого был расположен дом, в котором жили юные госпожи, в священном месте, в котором были похоронены многие поколения предков хансю. Никому, за исключением моего деда, находиться на территории мавзолея не разрешалось (красочная серия из 145 фото окинавских исторических объектов и природы).

Когда дед стал насколько стар, что не мог уже преподавать, он оставил свою должность и был щедро вознагражден хансю, который подарил ему дом в Тейра-мати (Teira-machi), располагавшийся около мавзолея. В начале эпохи Мэйдзи, дед получил от нового правительства крупную сумму компенсации в результате реформ, отменивших сословные привилегии. К сожалению, после смерти деда, вся собственность и деньги, которые он завещал моему отцу, медленно, но верно были растрачены.

В отличие от меня, отец был довольно высок и красив. Он был мастером шеста (бо-дзюцу), хорошо пел и танцевал, но не имел, к сожалению, работы. Он много пил и, как я думаю, именно по этой причине наследство деда очень быстро растаяло. Насколько я помню себя в детстве, наша семья уже тогда не имела своего дома, поэтому была вынуждена арендовать жилье.

По причине скромного достатка нашей семьи я долго не мог жениться, и когда это произошло, мне уже было почти 20 лет, что по меркам Окинавы того времени считалось достаточно поздно. Мое жалованье преподавателя начальной школы было весьма скромным – 3 йены в месяц, и на эту сумму я должен был жить, учитывая не только мою жену, но и родителей, а также бабушку и деда, и прочих родственников, что еще осложнялось тем, что школьным учителям не позволялось подрабатывать на другой работе. Кроме того, я много времени посвящал каратэ, которое, естественно, не приносило мне ни единой йены дохода.

Безусловно, наша семья в количестве почти 10 душ, не смогла бы просуществовать только на моем скромном доходе. И я был бесконечно признателен своей супруге, благодаря усердию которой наша семья могла жить более менее пристойно. Целыми днями до самой поздней ночи она ткала «касури» (kasuri) – один из видов окинавской ткани, и получала за это 6 йен за полотно. Она вставала еще до рассвета, чтобы отправиться на огород, на котором выращивала зелень и овощи для нашей семьи. Иногда я помогал ей, но в то время для школьного учителя работа на огороде считалась неподобающим занятием. Но изредка, под прикрытием большой широкополой шляпы, чтобы меня никто не узнал, мне удавалось помогать ей.

Меня всегда огорчало, как мало у моей супруги оставалось времени на отдых, но я никогда в жизни не слышал, чтобы она жаловалась на свою судьбу. И при этом, она никогда не упрекала меня в том, что я каждую свою свободную минуту уделяю каратэ. Даже более того, ей нравилось наблюдать за моими тренировками. Когда она чувствовала, что ее тело «задеревенело» от монотонного ткачества, то не просила как большинство женщин, чтобы кто-то из детей помассировал ей плечи. Она вообще никогда ни к кому не обращалась с просьбами, даже к своим детям!

Иногда, чтобы размяться и наполнить тело новой энергией, она тоже делала во дворе ката, причем ее движения отличались таким умением и локвостью, что их можно было бы без сомнения признать мастерскими.

В свободные от тренировок дни, когда я упражнялся под внимательным взором мастеров Адзато и Итосу, я занимался сам в нашем дворе. Соседские ребятишки, подглядывавшие за мной, попросили, чтобы я их учил, и я конечно же с удовольствием согласился. Однажды, мне пришлось задержаться на работе в школе, и придя домой я увидел, как ребята старательно занимаются под руководством моей супруги, которая хвалила их или поправляла, если они делали что-то не так. Для меня это было просто удивительно, как она смогла не занимаясь ни у одного из признанных мастеров, достичь такого понимания этого искусства.

За аренду нашего дома нам приходилось уплачивать ежемесячно 25 йен, что по тем временам было весьма приличной суммой. Мы жили в небогатом квартале, населенным в основном лавочникамии дзинрикся (jinriksha – рикши). В квартале было множество мастерских, где плели «таби» (соломенные сандалии), делали разнообразную домашнюю утварь и готовили соевый сыр- «тофу» (tofu). Соседи часто напивались, после чего буянили. И нередко в таких случаях люди приходили за помощью к моей жене. Она обладала удивительным качеством – умела прекращать любые свары, даже если дело дошло до рукоприкладства, а ведь это не всегда могут сделать даже самые сильные мужчины. Я конечно же не имею ввиду, что она сама участвовала в драках, нет, - она примиряла поссорившихся только с помощью мягкости и убеждения. Таким образом, моей женой восхищались за ее трудолюбие и характер не только члены нашей семьи, но и соседи, которые уважали ее, как мудрого посредника.

Выход из неизвестности

Сейчас уже точно не помню, толи в 1901, толи в 1902 году, нашу школу посетил специальный уполномоченный по учебным заведениям префектуры Кагосима господин Синтарё Огава (Shintarо: Ogawa). Среди прочих торжественных мероприятий, проведенных по случаю его приезда, была и демонстрация каратэ. Он мне показалось был удовлетворен этим выступлением, и лишь позднее я случайно узнал, что после своего возвращения с Окинавы, в представленном им детальном докладе министру просвещения, он очень высоко отзывался о достоинствах нашего искусства. В результате каратэ было включено в учебные планы первой средней школы «Дайити» (Daiichi) и мужской гимназии префектуры. Боевое искусство, которое до моего рождения могло изучаться лишь отдельными людьми, теперь стало преподаваться массово, поскольку было признано значимым для нужд государства (в лице министерства просвещения). Я просто не находил слов, чтобы выразить свою признательность господину Огава, и с этого момента решил, что должен посвятить все свое время и усилия дальнейшей популяризации каратэ.

Как только министерство просвещения приняло решение о включении каратэ в учебные планы первых двух учебных заведений, к нему сразу же возник повышенный интерес. Теперь уже не только средние учебные заведения, но и различные молодежные объединения, а также большинство начальных школ пожелали иметь у себя каратэ в качестве физкультуры. Ко мне стало обращаться за помощью и советами множество людей. И вот, испросив предварительно разрешение у своих учителей, Адзато и Итосу, я принял официальное предложение преподавать каратэ в нашей школе, и до сих пор не могу забыть то чувство волнения, с которым я начал свой первый урок.

Далее, через несколько лет в порт пришел учебный корабль под командованием будущего адмирала Рокурё Ясиро (Rokurõ Yashiro) (в то время он был еще капитаном), который нашел время, чтобы посмотреть мой урок физкультуры в нашей начальной школе, на котором мы делали ката. Он был настолько впечатлен, что немедленно приказал офицерам и экипажу прибыть в школу, чтобы посмотреть на занятия. Тогда я думал, что это была первая и последняя демонстрация каратэ для военных моряков, но оказалось, что это не так.

Немного позднее, в 1912 году, в заливе Тюдзё (Chujo, около города Сюри) на стоянку встала первая эскадра императорского флота под командованием адмирала Дэва (Dewa) и примерно с десяток моряков жили в общежитии первой средней школы «Дайити» с тем, чтобы тренироваться в каратэ. Таким образом, благодаря интересу капитана Ясиро и адмирала Дэва, о каратэ заговорили, как говорится, в высших кругах Токио, о котором там до того времени практически ничего не знали. Но с этого момента пройдет, насколько я помню, еще 10 лет, прежде чем первый из мастеров каратэ прибудет в Токио с Окинавы, чтобы начать преподавать там наше искусство.

А еще примерно через 10 лет, в 1921 году, на Окинаву прибыл сам наследный принц Японии (ныне император), который направлялся с визитом в Европу. Командир эсминца, капитан Норикадзу Канна (Norikazu Kanna), на борту которого находился принц, был уроженцем Окинавы, поэтому я предполагаю, что именно он предложил принцу осмотреть местные достопримечательности. Была составлена культурная программа, и вместе с другими мастерами, был удостоен чести выступить с демонстрацией боевых искусств перед принцем в главном зале замка Сюри. С тех пор прошло много лет, но я до сих пор помню, какое я испытал потрясение. Позднее я узнал как принц отозвался о нашем острове: его восхитили три вещи - природа, фонтан в виде дракона в саду замка Сюри и боевые искусства.

Накануне посещения принцем Окинавы, я завершил свою преподавательскую деятельность. Как ни странно, это было связано с моим повышением по службе, когда руководство решило назначить меня на должность директора начальной школы на одном из отдаленных островов Окинавы. Но поскольку моя матушка была уже довольно стара и прикована болезнью к постели, то я, ее единственный сын, понимал, что моим долгом являлось оставаться с ней рядом, поэтому я был вынужден подать в отставку. Так закончилась моя педагогическая карьера, которая длилась почти три десятка лет, правда, моя последующая деятельность также была связана с образовательной системой нашей префектуры. При поддержке господина Сики Макайна (Shiki Makaina), директора государственной библиотеки префектуры Окинава, и господина Бакумонто Суэёси (Bakumonto Sueyoshi), главного редактора издательства «Окинава Таймс» (Okinawa Times), я организовал «Фонд поддержки студентов Окинавы» и позднее возглавил его. И примерно в то же время, вместе с другими мастерами, я участвовал в создании еще одной организации – «Окинавской ассоциации боевых искусств», которая была призвана объединить различных мастеров каратэ.

(продолжение...) (К началу книги)