Сообщений в теме: 11

[Eugene_Azarenko]

Сайт Japanese-Sword.ru: японский меч, самурайская культура, традиции, обычаи, интересные факты.

 

Сначала я хотел сделать ресурс, где бы в полной мере была бы представлена информация о японском мече, но позже логика развития сайта привела к тому, что сейчас, равно как и в будущем, я буду больше писать о японской культуре в целом с упором на боевые искусства и, конечно, самурайскую культуру с мечом во главе. 

 

Насколько получится - покажет время.

 

[Eugene_Azarenko]

В России не так много хороших книг по будо и еще меньше хороших переведенных книг. Будем надеяться, что последние в будущем дождутся своих бережных переводчиков. Пока же, предлагаю вам ознакомиться с моими переводом замечательного интервью Хидехару Онума–сенсея (15–тый глава школы Хеки Рю Секка–Ха, 9–ый дан, ханси, кюдо). Размышления о Будо, о цели занятий боевыми искусствами, о Боге, эффективной практике и многом другом, не менее примечательном. Я уверен, что представленное ниже интервью будет интересно не только практикующим кюдо, но так же представителям других боевых искусств. Приведено с сокращениями, полная версия — по ссылке.

ДЕН: В чем, по Вашему мнению, заключается высшая цель занятий кюдо? 

СЕНСЕЙ: Цель — в самосовершенствовании. 

ДЕН: Сенсей, вы часто упоминаете о том, что кюдо наделено силой делать нас лучше. Однако, за все то время, что мы (Ден и Джеки) практикуем кюдо, мы не заметили сколько–нибудь значимых изменений. Как кюдо может изменить нас и когда стоит ожидать изменений, о которых Вы говорите? 

СЕНСЕЙ: Ответ прост, но вам придется приложить много усилий, чтобы до конца принять его. Кюдо не может изменить нас, только мы способны на это. Кюдо, по сути, является метафорой жизни. Выстрел — всего лишь отражение нас самих: какие мы в повседневной жизни, такой и будет наша стрельба. Тот, кто небрежен, будет небрежен и в технике стрельбы. Тот, кто агрессивен и нацелен на соперничество, будет соперничать с самим собой и окружающими, а также бороться со своим луком. Люди, склонные концентрироваться на чем–то одном за счет всего остального, будут обращать внимание исключительно на цель, игнорируя форму и этикет. Любители обелять себя будут продолжать делать это. Хвастливые будут хвастать своим умением. Кюдо не в силах изменить все это, но может высветить существующие проблемы. Наша задача распознать их и внести необходимые изменения. 

ДЖЕКИ: Стоит ли считать этот процесс идентичным Вашему определению кюдо как "лучшему способу преодоления своего эго"? 

СЕНСЕЙ: Именно. Потому что стельба раскрывает истинную мою природу и нет никакой возможности скрыть ее от других. Все, что мне нужно сделать — выстрелить, и в процессе стрельбы я раскрываю настоящего себя. В других искусствах, например, в рисовании, даже если вы рисуете плохо, вы всегда можете сказать, что это такой оригинальный стиль. Подобные вещи, порой, трудны для суждения и оценки. Конечно, эксперты поймут разницу между талантом и бездарностью, но для большинства людей бывает трудно оценить насколько мое рисование хорошо или плохо. В спорте намного проще увидеть судейскую ошибку или дать негативную оценку выступления товарищей. И, наоборот, если вы победите, люди всегда могут сказать, что ваш соперник был просто не в лучшей форме. Подобные ситуации позволяют нам избежать ответственности за наши собственные недостатки. В кюдо же есть лишь я, мое снаряжение и цель. Я не могу винить мое снаряжение, потому что именно я ответственен за его хорошее состояние. Я не могу винить цель, потому что это всего лишь бумага и дерево. Даже если вам кажется, что цель иногда меняет свое положение, поверьте, это не так. Это означает, что у меня нет никаких извинений или возможности избежать моей внутренней природы, и только я виновен в том, что моя стрельба не такая хорошая, как мне хотелось бы. Подобное знание возвращает нас с небес на землю. Понимание этого рождает скромность, которая помогает контролировать наше эго.

ДЖЕКИ: По Вашему мнению, в чем состоит самая главная проблема, с которой сталкиваются люди, практикующие кюдо? 

СЕНСЕЙ: О, трудно сказать, потому что здесь все индивидуально. Может быть, самой большой проблемой является то, что многие практикующие стреляют в двух измерениях. Они склонны работать с луком только вдоль линии, направленной к цели. Такая работа делает стрельбу плоской. Лук также должен двигаться по траектории из центра назад так, чтобы он окружал тело стрелка. Подобное движение позволяет добавить еще одно измерение к стрельбе. Однако, настоящая стрельба в трех измерениях исходит от духа стрелка. В кюдо руки, ноги и тело должны быть выпрямлены, но в целом ученик должен стремиться к окружности (сферичности) в своих движениях. Окружность напрямую исходит от духа и распространяется на все направления. Если практикующие будут помнить это, их кюдо значительно улучшится. 

ДЕН: Сенсей, почему люди с плохой техникой стрельбы все время попадают в цель? 

СЕНСЕЙ: Ответ прост. Когда–то они нашли необходимую позу рук и тела, позволяющую попадать по цели. С тех пор они никогда не меняются. Мы называем это тэпподзукэ ("teppozuke", "стрельба из ружья"), и это низшая форма стрельбы в кюдо. Такие люди очень точны, но их точность — это все, что они имеют. Не кажется ли вам, что это довольно печально практиковать кюдо всю жизнь и достигнуть лишь умения точно попадать в кусок бумаги? Намного более полезно концентрироваться на правильной форме, технике и отношении, а также улучшать не только точность, но и собственную ментальную и физическую составляющую.

[kek]

Японцы прикольные ребята конечно, в стрельбе из лука попадание не самоцель, стрельба помогает определить темперамент, надо практиковать ритуал и тп. Как срез очень многих японских БИ имхо.

Я лично лук беру в руки для более конкретных и короткосрочных целей.

Запад есть запад, восток есть восток и вместе они не сойдут, так кажется у классика было?

[Eugene_Azarenko]

ЦУДЗИГИРИ — УБИЙСТВО НА РАСПУТЬЕ

 

03.25.2018

Эпоха воюющих провинций (Период Сэнгоку, 2-ая половина XV — начало XVII века) подарила нам не только самые масштабные битвы своего времени, но и позволила островному этносу удобрить гекатомбами своих жертв японскую почву, на которой позже пышным цветом расцвели каллиграфия, поэзия, ландшафтное искусство, чайная церемония, боевые искусства и прочая, прочая. Однако, как известно всякому искусному садоводу, сначала на свежевскопанной грядке всходят сорняки и только потом, как результат бережного ухода, начинают проклевываться культурные растения.

Япония той поры являла собой исключительный пример грядки, вспаханной нескончаемой войной всех против всех.
Крестьяне поднимают восстания и насаживают на вилы своих прежних хозяев, религиозные фанатики атакуют целые провинции и союзничают с великородными даймё, одни монахи под шумок сжигают храмы других монахов, а Ода Нобунага сжигает оставшихся, португальские купцы некстати знакомят японцев с огнестрельным оружием, и венчает эпоху грандиозная битва при Сэкигахаре, где Токугава Иэясу (80 000 воинов) идет против Исида Мицунари (80 000 воинов).

Битва эпохи Сэнгоку

Кругом хаос, анархия и бандитизм. По дорогам слоняются толпы безродных ронинов, в лесах прячутся недобитые остатки могучих воинств, по ночам бесчинствуют разношерстные банды бродяг, а города терроризируют невиданные доселе панки кабукимоно. «Твори бардак, мы здесь проездом» — такой фразой можно было бы охарактеризовать сумятицу в головах, царившую тогда повсеместно. Именно в те времена возникает новый для Японии феномен — цудзигири, убийства на распутье (辻斬り или 辻斬, «убийство на перекрестке»).

Изначально под цудзигири понимался любой поединок на улице, проводимый будь то самураями или окопавшимися в лесах бандитами. Типичными местами боестолкновений были дороги, улочки и мосты. Последние снискали особую популярность у живописцев и позже — у аниматоров. Впрочем, если с локациями все было понятно с самого начала, то с термином сразу стали происходить мутные трансформации. Времена были тяжелые, кругом случались стычки, убийства и буйные выходки, поэтому за давностью лет многие японские и англоязычные словари стали все случаи резни на улице смешивать в кучу под лейблом цудзигири. Сверху вишенкой на торте добавили и причину подобного поведения — тестирование меча и/или умения им пользоваться.

Цудзигири на мосту

Так, например, словарь Kokushi Daijiten (国史大辞典), написанный знаменитым ученым эпохи Эдо Ёсивара Кенъитиро трактует цудзигири, как атаку или убийство на улице с целью ограбления или тестирования меча. Другой не менее уважаемый словарь Nihon Kokugo Daijiten (日本国語大辞典) уже особо подчеркивает: зарубить прохожего на улице с целью протестировать либо качество меча, либо мастерство владения им. При этом многие исследователи отмечают, что первая часть толкования — зарубить на улице — долгое время превалировала в научной литературе и только потом стало восприниматься в комплексе с тестированием, что, конечно, неверно. Не добавляют ясности и англоязычные словари. Словарь Хепбёрна 1874 года определяет цудзигири просто и ясно: убийство на улице. В следующем же издании 1894 года почему-то появляется добавка: “убийство на улице для проверки меча или мастерства”. Что послужило причиной такого толкования цудзигири до сих пор неясно.

В свою очередь знаменитый энциклопедический словарь периода Мэйдзи Koji Ruien(古事類苑) иллюстрирует статью о термине случаем цудзигири, произошедшем в Эдо в 1648 году в то время, когда правитель Токугава Иэмицу находился по делам в Киото. В отсутствие господина распоясавшиеся хатамото (旗本, «под знамёнами», прямые вассалы сегуната Токугава) принялись еженощно выходить на улицу и вырезать ничего не подозревавших жителей района Bancho Ogawa-cho. При этом ни местная община, ни правитель города (町奉行, мати бугё) ничего не могли сделать с буйными вассалами сёгуна. Наконец, в дело вмешался родзю (老中, «старейшина», высшая должность в правительстве сёгуната Токугава), отправив сообщение сёгуну о беспорядках в городе. Через своих поверенных сёгун передал хатамото, что в курсе столичного беспредела и считает происходящее следствием полного их невежества о подобающем пути воина (budo no kokorogake utoki). В заключение сёгун просил передать, что если бесчинства немедленно не прекратятся, судьбу несчастных жителей города разделят все хатамото. Беспорядки немедленно прекратились, а статья о цудзигири дополнилась новым определением: беспорядочные убийства на улицах.

Пример тамэсигири — тестирования меча на трупах

Свою лепту в повсеместную путаницу вносил и термин тамэсигири (試 し 斬 り, 試 し 切 り, 試 斬, 試 切), «пробный удар мечом»), который как раз и означает тестирование меча, проводившееся на приговоренных к смерти преступниках или трупах (сейчас — на соломенных матах). При этом многие японские ученые, понимая какой эффект могут оказать понятия цудзигири и тамэсигири на неокрепшие умы неподготовленных людей, подчеркивают, что чрезмерная жестокость и кровожадность, приписываемые самураям, скорее всего не имели место быть, а исключительные ситуации и кровавые инциденты, оставленные в воспоминаниях современников событий, приводились как пример курьезов своего времени. Та же практика тамэсигири, какой бы легальной и регламентированной она ни была, не снискала большой популярности у самураев и распространилась только с развитием боевых искусств и гламуризацией самурайской жестокости, случившейся в 20 веке.

Типы резов в тамэсигири

Что же мы имеем в сухом остатке? Редкие уличные боестолкновения, дуэли, безумства, грабежи и разбой обобщили термином цудзигири, который по прихоти незнакомых нам людей почему-то позже стал обосновываться тестированием меча. Новый смысл добавил необычную окраску старому разбою, и мы снова смогли с удовлетворением отметить кровожадность самураев, которые убивают даже не за луковку, как у Достоевского его герои, а просто за ради тестирования блестящей игрушки, удобно заткнутой за пояс. Что не есть правда.

P.S. Если вам понравилась статья о цудзигири, то рекомендую также посмотреть статьи о ритуале подношения отрубленной головы или полюбоваться на карточки, на которых я совместил поэзию и цубы (гарды японских мечей). 

[Eugene_Azarenko]

Великая палеолитическая подделка

 

Какими бы странными не казались нам японцы, человеческие законы применимы и к ним. Самый простой: есть спрос — будет и предложение. Послевоенная история Япония – это череда спросов и предложений. Нация в очередной раз пыталась найти себя, залатывая дыры в разрушенном войной самосознании. Униженному японского духу срочно нужно было придумывать обоснование своей значимости и уникальности.

Именно в послевоенные годы второе рождение переживают традиционные боевые искусства, чайная церемония, каллиграфия и икебана. Активно развиваются общества поддержки традиционной культуры, открываются кружки любителей старины, проводятся мастер–классы и лекции. В это же время японцы начинают живо интересоваться своей историей. Страна фактически превращается в один большой археологический раскоп по поиску своего предназначения. Вскоре среди древних развалин появился и свой герой. Звали его Синъити Фудзимура.

РОЖДЕНИЕ ГЕРОЯ

Синъити Фудзимура (藤村 新) с детства увлекался японскими древностями, копался во дворе и даже ухитрялся что–то там находить. С годами увлечение детства переросло в серьезное хобби, с самостоятельным изучением теории и практическими вылазками на раскопки.

В 1975 году вместе с несколькими любителями истории и профессиональными археологами он основывает некоммерческую организацию Sekki Bunka Kenkyukai («Общество по изучению палеолитических орудий»). Более десяти лет участники организации проводили исследования палеолитических стоянок на территории префектуры Мияги, и далее – везде.

РУКИ БОГА

Успех не заставил себя долго ждать. В 1981 году члены общества открыли и исследовали стоянку Zazaragi, 1983 год – стоянку Nakamine C, 1984 год — Babadan A. Анализ найденных на раскопах каменных орудий дал сенсационный результат – возраст отдельных артефактов составил немыслимые 50 000 лет до нашей эры. Большинство находок совершает лично господин Фудзимура, за что удостаивается уважительного прозвища «Руки Бога».

Вскоре сенсационные находки привлекли внимание не только археологов, но и кабинетных чиновников. Японское правительство поддержало исследования деньгами, Агентство по Культурным Делам помогло с организацией выставок, местные чиновники спонсировали разработку туристических направлений и специальных сувениров. Маховик рекламы завертелся, самураев и ниндзя начали теснить археологи.

 

Палеолитические подделки

 

ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛИЦА

К чести профессиональных японских археологов стоит отметить, что не все с восторгом отнеслись к внезапным открытиям Фудзимуры. Сразу после обнародования сенсационных находок ряд ученых выступили с заявлениями, в которых ставилась под сомнение достоверность найденных каменных орудий. Итогом борьбы с нарождающимся мракобесием стала вышедшая в 1990 году книга профессора Митио Окамуро, в которой он приводит неоспоримые доводы против достоверности находок Фудзимуры. Но увы, робкий голос разума потонул в океане хвалебных статей, отзывов и книг. Отодвинуть период ранней палеолитической культуры с 30 000 до 50 000 лет до нашей эры – такое случается раз в 100 лет и омрачать праздник лишней информацией никому не хотелось.

На волне головокружительного успеха от археологических побед, Фудзимура с удвоенными силами бросился на палеолит. В новом статусе заместителя директора Института Палеокультуры Тохоку Фудзимура принял участие в более 180 раскопках по всей стране. Японский Шлиман уверенно шел к успеху, и успех к нему пришел.

СЕАНС С РАЗОБЛАЧЕНИЕМ

Эпохальное событие произошло 23 октября 2000 года возле города Курихара (栗原市), префектура Мияги. После длительных раскопок на стоянке Камитакамори, Фудзимура и его команда объявили миру об очередной сенсационной находке – каменные орудия возрастом 570 000 лет. Чтобы понять всю значимость находки достаточно сказать, что в те далекие времена культуру японских островов обогащали исключительно мамонты с бизонами и в основном – экскрементами.

Одно дело отодвинуть палеолит на 20 000 лет, другое – на 520 000 (это уже не палеолит даже, а черте что получается). Тут даже отчаянные фанатики японских ариев засомневались в адекватности происходящего. Дело дошло до правоохранительных органов в лице газеты Маинити Симбун ((毎日新聞). Журналисты усомнились как в достоверности археологических находок Фудзимуры, так и в его психической состоятельности. Недолго думая, представители газеты установили скрытые камеры и принялись раскручивать Фудзимурагэйт.

Техника не подвела. Бездушная электроника сорвала покровы с любителя японской истории и явила миру шарлатана, который под покровом ночи подкладывал «древние» артефакты в свежий раскоп. 5 ноября 2000 года газета подготовила специальный выпуск, где подробно осветила «работу» археолога–любителя. Текст сопровождали фотографии с места раскопок, на которых был запечатлен Фудзимура, старательно закапывающий будущие сенсации из своей домашней коллекции.

 

Закладка будущих сенсаций

 

На состоявшейся позже пресс–конференции Фудзимура признал свою вину и сказал, что им двигало непреодолимое желание находить все новые и новые артефакты. Впоследствии выяснилось, что непреодолимое желание двигало не только Фудзимурой, но и его последователями, среди которых особую роль играл Мицуо Кагава, профессор университета Бэппу (別府大学). Пресс разоблачительной машины прошелся по всем участникам драмы, никто не ушел обиженным. «Стыд и срам», — резюмировало японское научное сообщество.

 

Покаяние

 

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

История с палеолитическими подделками закончилась печально. Не выдержав груза обвинений, профессор Кагава покончил с собой, Фудзимура погряз в покаянных речах, а серьезные ученые принялись мучительно очищать от грязи изрядно потрепанную репутацию японской исторической науки.

И только вымершим палеолитическим бизонам было все равно. 
P.S. Вы можете резонно спросить при чем тут японские мечи, и будете правы. Действительно, в первом приближении никаких пересечений нет и быть не может. Однако, вся логика развития археологической науки в Японии показывает, что подобные случаи хоть и были единичными, все же в определенной своей части могут служить характерной чертой японского подхода к делу обоснования своего исторического величия. Откуда берется такой комплекс неполноценности у японских археологов, и является он сегодня доминантой их научной деятельности — я не знаю. Известно точно, что в течение всего 20 века японская историческая мысль стремилась дистанцироваться от привычных обозначений, терминов и периодизации, создать свое уникальное видение истории и археологии. И это важно знать и понимать при изучении японских трудов как о японском мече, так и о самурайской культуре в целом. 

Если вам понравилась эта статья, не пропустите также мою инфографику по японским поклонам и статью о цудзигири — практике убийства прохожих на распутье и связанными с ней недоразумениями.

[clover]

Ну история Шлимана говорит что японцы были далеко не первые

[Eugene_Azarenko]

ПРЕДСМЕРТНЫЕ ПИСЬМА КАМИКАДЗЭ

 

Сколько бы мы не перебивали других, а все равно нас слушают только тогда, когда мы умираем. 

Не помню, кто высказал эту чертовски верную мысль. 
Главное, что она чертовски подходит к посту о камикадзэ. Они, по меткому выражению одного из смертников, настоящий "человеческий документ", символ нации, где в один комок сплелись мысли, желания, страхи и решимость. 

NB Полная версия статьи с дополнительными фотографиями, письмами и статистикой вылетов по ссылке.

 

ЭНСАЙН СУСУМУ КАДЗИЦУ 
авиакорпус «Гэнзан», Корея 

Дорогие отец, мать, братья Хироси и Такеси, сестра Эйко.

Я верю, что эту весну вы встретили в добром здравии. Я никогда не чувствовал себя лучше и теперь жду, полностью готовый к бою.

На следующий день я улечу далеко от нашего дома и шлю последний привет нашим соседям и вам. Благодаря господину Ямакава, недавно я получил шанс в последний раз выпить вместе с отцом, и теперь мне не остается ничего, кроме как ожидать призыва исполнить долг.

Мои ежедневные обязанности совершенно обычны. Я гораздо больше беспокоюсь не о том, что умру, а о том, сумею ли наверняка потопить вражеский авианосец. Энсайны Миядзаки, Танака и Кимура, которые полетят моими ведомыми, спокойны и собраны. Их поведение никак не обнаруживает того, что они в любой момент ожидают приказа вылететь для таранной атаки. Мы пишем письма и проводим время, играя в карты и читая.

Я уверен, что мои товарищи приведут нашу божественную Японию к победе.

 

 

Хотя мое тело исчезнет, мой дух вернется домой и останется с вами навсегда.

 

Слова не могут передать мою благодарность любящим родителям, которые поддерживали и заботились обо мне с детства. Я могу лишь немного отплатить за милость, которую его императорское величество оказал нам.

Пожалуйста, проследите за результатами моих скромных усилий. Если их результаты окажутся хорошими, вспомните меня по–доброму и считайте, что мне повезло совершить нечто, достойное похвалы. А самое главное — не плачьте обо мне. Хотя мое тело исчезнет, мой дух вернется домой и останется с вами навсегда. Мои мысли и наилучшие пожелания всем вам, нашим друзьям и соседям. В заключение этого письма я молюсь за благополучие моей дорогой семьи.

Летчик–камикадзе перед боевым вылетом.

 

ЭНСАЙН ТЭРУО ЯМАГУТИ 
12–ая воздушная флотилия 

Дорогой отец.

Так как смерть уже близка, я могу лишь сожалеть, что за всю жизнь не успел сделать что–либо хорошее для тебя.

Совершенно неожиданно меня выбрали пилотом для специальной атаки и сегодня отправят к Окинаве. Поскольку отдан приказ на полет, из которого нет возврата, то я искренне желаю добиться успеха, выполняя свой последний долг. Но даже теперь я не перестаю восхищаться прекрасной землей Японии. Что это, моя слабость?

Узнав, что подходит мое время, я закрываю глаза и вижу перед собой твое лицо, лица матери, бабушки и своих близких друзей. Меня воодушевляет мысль, что все вы желаете, чтобы я был смелым. И я буду! Буду!

Моя жизнь на службе не наполнена сладкими воспоминаниями. Эта жизнь в смирении и самоотречении уж точно не была сладкой. Я не пригоден к военной жизни, и я вижу лишь то, что она дала мне шанс умереть за свою страну. Мне немного горько оттого, что я не успел испробовать все прелести жизнь до того, как поступил на военную службу.

На следующий день я получил изложение философии лейтенанта Оцубо относительно жизни и смерти, которое вы любезно переслали мне. Мне кажется, что он не увидел суть проблемы и касается только внешних сторон военной службы. Наверное, бессмысленно говорить это сейчас, но я в свои 23 года уже выработал свою собственную философию.

Мне становится горько, когда я думаю об обмане наивных жителей нашими мерзкими политиканами. Но я готов получить приказы от высшего командования и даже от политиканов, потому что верю в государственное устройство Японии.

 

Моим самым большим огорчением в этой жизни стало то, что я не смог назвать вас «почтенным отцом».

 

Японский образ жизни поистине прекрасен. Я горжусь им. Японская история и мифология отражают добродетель наших предков и их взгляды, неважно, верны они или нет. Этот образ жизни является продуктом того прекрасного, что передали нам наши предки. И живым воплощением всех чудесных вещей прошлого является императорская фамилия, в которой выкристаллизовались великолепие и красота Японии и ее народа. Это высокая честь для меня — отдать жизнь ради защиты этих прекрасных и возвышенных вещей.

Окинава — такая же часть Японии, как остров Гото. Внутренний голос продолжает говорить мне, что я должен поразить врага, который посягнул на нашу родину. Моя могила будет в море вокруг Окинавы, и я снова увижу мою мать и бабушку. Я могу только молиться за счастье ваше и всех моих соотечественников.

Моим самым большим огорчением в этой жизни стало то, что я не смог назвать вас «почтенным отцом». Я сожалею, что не сумел доказать вам истинное уважение, которое я всегда к вам испытывал. Во время моего последнего пике, хоть вы этого и не услышите, я скажу вам: «Почтенный отец» и буду думать обо всем, что вы для меня сделали. 

Я не стал просить вас прийти, чтобы повидать меня на базе, так как знаю, что вам хорошо в Амакусе. Это хорошее место для жизни. Горы к северу от базы напоминают мне Сугияму и Магарисаку на острове Гото, и я часто вспоминаю, как вы взяли меня и Акиру на пикник на Мацуяму, где находился пороховой склад. Я вспоминаю, как ехал вместе с вами верхом в крематорий в Магарисаке, еще не понимая по малости лет, что мать умерла.

Я все оставляю вам. Пожалуйста, позаботьтесь о сестрах.
Одна неудача в нашей истории не означает гибели нации. Я молюсь, чтобы вы жили долго. Я уверен, что восстанет новая Япония. Наши люди не будут слишком стремиться умереть.

С величайшим почтением. Перед самым вылетом — Теруо.
Самурай будет защищать свою родину, не щадя жизни.

 

УНТЕР–ОФИЦЕР 1 КЛАССА ИСАО МАЦУО 
отряд «Гирэцу» корпуса специальных атак 

Дорогие родители!

Пожалуйста, поздравьте меня. Мне предоставили прекрасную возможность умереть. Это мой последний день. Судьба нашей родины зависит от решающей битвы, которая развернется в южных морях, и где я опаду, подобно цветку сияющего белизной вишневого дерева.

Я стану щитом его величества и погибну вместе со своим командиром эскадрильи и другими товарищами. Я желал бы родиться семь раз, чтобы каждый раз разить врага.

 

Пусть наши смерти будут такими же внезапными и чистыми, как разбитый вдребезги кристалл.

 

Как я желал этой возможности умереть настоящим мужчиной! Я благодарен до глубины души своим родителям, которые постоянно поддерживали меня своими молитвами и нежной любовью. Я также благодарен своему командиру эскадрильи и вышестоящим офицерам, которые заботились обо мне, как о собственном сыне, и тщательно учили меня.

Благодарю вас, дорогие родители, что вы в течение 23 лет заботились обо мне и поддерживали меня. Я надеюсь тем, что я сделаю, хотя бы в малой степени расплатиться за то, что делали для меня. Думайте обо мне и знайте, что ваш Исао умер за свою страну. Это мое последнее желание и больше мне нечего хотеть.

Мой дух еще вернется и будет ждать вашего визита в храме Ясукуни. Пожалуйста, получше заботьтесь о себе.

Как славен отряд «Гирэцу» корпуса специальных атак, чьи бомбардировщики атакуют врага. Наша цель — спикировать на авианосцы противника. Здесь находится кинооператор, чтобы заснять это. Вероятно, вы еще увидите нас в выпуске новостей.

Мы, 16 воинов, занимаем места в бомбардировщиках. Пусть наши смерти будут такими же внезапными и чистыми, как разбитый вдребезги кристалл.

Написано в Маниле накануне нашего вылета. Исао
Когда мы парим в небе южных морей, наша славная задача — стать щитом его величества. Цветы вишни искрятся, раскрываясь и опадая.

 

КАДЕТ ДЗУН НОМОТО 
авиакорпус «Химэдзи» 

Переброшены на передовую в... по срочному приказу. Наша решимость добиться успеха окрепла, когда мы узнали, что вылетим завтра. После моего прибытия кадет... исключен из списка тех, кому предстоит лететь завтра. Мне жаль его, но помочь не могу. Такое положение вызывает сложные чувства.

Групповой снимок шести японских летчиков камикадзе в летной форме и личными подписями.

Человек смертен. Смерть, как и жизнь, вопрос случая. Однако судьба тоже оказывает влияние. Я совершенно уверен, что в завтрашнем бою покажу себя. Сделаю все возможное, чтобы спикировать на вражеский корабль и протаранить его, и таким образом выполнить свой долг перед империей. Настало время уходить мне и моему другу Наканиси. Нам не о чем жалеть. Каждый человек обречен уйти в свое время.

Так как наше подразделение было организовано в конце февраля, мы прошли курс самой интенсивной подготовки. Теперь, наконец–то, настало наше время лететь. На последнем инструктаже офицер предупредил: «Не спешите умирать». Мне кажется, что мы все вознесемся на небеса.

Я полон решимости идти до конца по пути, который выбрала мне судьба. Вы всегда были добры ко мне, и я благодарен вам. 15 лет учебы и тренировок должны принести свои плоды. Я испытываю огромную радость, что родился в нашей славной стране.
Я твердо уверен, что завтрашний день будет успешным. Я надеюсь, что вы разделите эту мою уверенность. Время нашего вылета было названо так внезапно, что я просто не сумел написать прощальные письма своим близким и друзьям. Я был бы благодарен, если бы вы написали этим людям и выразили мои чувства, насколько сможете...

 

Настало время уходить мне и моему другу Наканиси. Нам не о чем жалеть. Каждый человек обречен уйти в свое время.

 

Дорогие родители.
Пожалуйста, извините меня, что я диктую эти последние слова своему другу. У меня просто нет времени написать вам.
Я не могу сказать ничего особенного, но я хочу, чтобы вы знали, что сейчас я совершенно здоров. Для меня высокая честь, что меня выбрали для этих обязанностей. Первые самолеты моей группы уже в воздухе. Эти слова пишет мой друг на куске бумаги, положенном на фюзеляж моего самолета. Здесь нет места печали и унынию. Мои взгляды не изменились. Я спокойно исполню свой долг.

Слова не могут выразить мою благодарность вам. Я надеюсь, что когда я нанесу удар по противнику, то хотя бы в малой степени отплачу за все то чудесное, что вы сделали для меня.

Мое последнее желание, чтобы мои братья получили хорошее образование. Пожалуйста, позаботьтесь об этом. Я знаю, что моя сестра будет хорошо обеспечена, потому что вы заботились о ней, как обо мне. Я благодарен своим чудесным отцу и матери.
Я был бы удовлетворен, если бы мои последние усилия послужили платой за то наследие, которое оставили нам наши предки.

Прощайте!
Дзун

* * *

Не в силах выполнить задание страны,
Истратив стрелы и пули, как горько, что мы падаем на землю.
Но до тех пор, пока не поражу врага,
Телу моему не гнить в земле.
Да, я буду рожден еще семь раз.
И меч будет в моей руке.
Даже когда этот остров зарастет уродливыми сорняками,
Моей единственной мыслью будет мысль о тебе — Имперская Земля.

Тадамити Курибаяси, командующий гарнизона о. Иводзима

[Eugene_Azarenko]

ЯПОНСКИЙ ПОЭТ И ВАРВАРЫ С ПЛОХИМИ МЕЧАМИ

 

Все началось со стихотворения, которое я случайно обнаружил в глубинах одного англоязычного блога о боевых искусствах. Написано оно было доселе неизвестным мне поэтом Татибана Акэми (橘曙覧, 1812 – 1868), которого я в порыве безграмотности посчитал было женщиной. Стихотворение звучит так:

 

«О вы, варвары с плохими мечами, что свисают у вас с поясов, склоните головы пред мечами Восходящего Солнца» (弱腰になまもの着くる蝦夷人我が日の本の太刀拝み見よ) 

 

Ирония судьбы заключается в том, что белые варвары, которых недобрым словом поминает автор, и стали теми первооткрывателями, кто явил миру патриотическую лирику позабытого на родине поэта. Знаковое событие произошло в 1994 году во время встречи Билла Клинтона с императорской четой. Выступая с приветственной речью, американский президент процитировал строки одного из стихотворений Акэми:

 

"Как приятно, проснувшись поутру, увидеть распустившийся цветок, что был бутоном лишь вчера" ("It is a pleasure when, rising in the morning, I go outside and find a flower that has bloomed that was not there yesterday."). 

 

И случилось удивительное. Одна строка в устах американского президента коренным образом изменила посмертную судьбу поэта. Сначала японская общественность умилилась глубоким знанием японской культуры, которое продемонстрировал Клинтон, затем принялась усиленно изучать и само творчество забытого дарования. Вслед за публикацией довольно посредственной биографии Акэми, вышло несколько сборников стихов, ряд критических статей и даже туристический буклет по знаковым местам жизни и творчества поэта. Шумиха завершилась логичным возведением именного музея на родине Акэми в городе Фукуи.

Варвары с плохим мечом (в данном случае — англичане)

И все же меня не покидает мысль о том, как бы сложилась посмертная судьба поэта, если бы не Клинтон со своей приветственной речью. Возможно, поэт так и остался бы одним из немногих певцов уходящей эпохи самураев, коих немало похоронил под собой бурный 19 век. И только гортензии оплакивали бы его смерть, покрывая могилу японского витии увядающими листьями.

Могила Татибана Акэми

В одном я уверен точно – японские мечи о ту пору были действительно довольно неплохими. Особенно если сравнивать их с другими мечами, а не, скажем, с огнестрельным оружием, громко завершившим эпоху.

P.S. Ну и само собой мой сайт, в котором представлены оригиналы статей в расширенном формате: предсмертные письма камикадзэ, японские поклоны, этапы изготовления японского меча и многое другое.

[Eugene_Azarenko]

ВЕЛИКИЕ МЕЧИ В ЛЕГЕНДАХ И РЕАЛЬНОСТИ. ДО:ДЗИГИРИ-ЯСУЦУНА

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В дошедшей до нас легенде рассказывается о мече До:дзигири-Ясуцуна  и убийстве демона Сютендо:дзи (酒呑童子) славным витязем Минамото но Ёримицу (源頼光, 948-1021). Происхождение легенды скрыто во мраке веков, остались лишь предположения ученых о том, что, как и любая история, она основана на реальных событиях, имевших место на дорогах и горных тропах периода Хэйан. Все по писаному русского философа Лосева: «Миф – это реальная история в изложении дурака и пересказе поэта».

Что же касается поэтического пересказа, то по предположению неоконфуцианского философа Кайбара Экикэна (貝原益軒, 1630-1714) легенда о мече Ясуцуна является вольным изложением «Легенды о Белой Обезьяне» китайского вельможи Jiang Zōng (江総, 519-594). В китайском первоисточнике белая обезьяна в ночи напала на одного знатного путешественника и нагло выкрала его жену. Путешественник, будучи настоящим мужчиной, не растерялся и принялся разыскивать логово похитителя. Обнаружив пещеру обезьяны, он пришел к ней на следующий день в гости, напоил, связал и отрубил голову.

 

Меч Додзигири-Ясуцуна

 

Самая ранняя версия Легенды о Сютендо:дзи обнаруживается в так называемой Оэяма Экотоба (大江山絵詞, «Иллюстрированная история горы Оэ») периода Нанбокутё (1336-1392) и сейчас бережно храниться в Музее Ицуо (逸翁美術館, префектура Осака).

ЛЕГЕНДА О СЮТЕНДО:ДЗИ

Как и всякая геройская история, наш рассказ начинается с жалоб местных жителей на различные злодейства, учиняемые на дорогах возле горы Оэ. После долгих лет беспредела император приказал богатырю Минамото но Ёримицу исправить положение дел. Надо сказать, что лучшей кандидатуры нельзя было и представить. Юный Минамото не раз доказывал государю свою силу и удаль, лихо расправляясь с бандитами, грабителями и прочими неблагонадежными соцэлементами. Получив приказ, Минамото призвал на помощь четырех своих лучших генералов —  Саката но Кинтоки (坂田公時), Ватанабэ но Цуна (渡辺綱), Урабэ но Суэтакэ (卜部季武) и Усуи Садамицу (碓井貞光) — и двинулся в путь. По дороге к ним присоединился Фудзивара но Ясумаса (藤原保昌), в роли проплаченного правящим кланом камео.

По дороге в гору, самураи случайно наткнулись на трех старцев, которые одарили юных героев тремя магическими предметами: шлемом, веревкой и бутылкой усыпляющего вина. Излишне говорить, что под личиной белобородых старцев скрывались синтоистские божества, которые решили помочь витязям победить злобного духа. Это поняли и сами герои, поэтому с благодарностью приняли дары и загодя переоделись в буддийских монахов, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание ни божеств, ни людей.

 

Минамото Ёримицу

 

Взобравшись на вершину горы, они наконец-то встретились лицом к лицу с Сютендо:дзи. Злой дух оказался на редкость хлебосольным малым и закатил в их честь славную пирушку. С человеческим мясом и кровью. Все бы закончилось плачевно, если бы наши герои не были бы японцами. Но они таковыми были, поэтому с благодарностью приняли приглашение Сютендо:дзи и отведали всех предложенных яств. В свою очередь Минамото предложил демону отпить из своего кубка, что тот с удовольствием и сделал.

Вскоре вино подействовало, Сютендо:дзи упал на землю и уснул мертвецким сном. Самураи тут же бросили к спящему демону, связали и отрубили голову. Однако, как известно, даже у мертвого противника есть право на последнюю атаку. Не был исключением и демон Сютендо:дзи. Пролетая мимо Минамото, отрубленная голова демона попыталась укусить героя за макушку, но ничего не вышло: юный самурай извернулся, и голова с гулким стуком ударилась о магический шлем героя.

 

Демон Сютендо:дзи

 

С тех пор меч Ёримицу, которым был убит злой демон Сютендо:дзи, стал называться До:дзигири, или «Убийца демона»  (童子切). Сегодня он известен под именем До:дзигири-Ясуцуна и является национальным сокровищем Японии.

МЕЧ ДО:ДЗИГИРИ-ЯСУЦУНА

Первое упоминание о мече с именем До:дзигири-Ясуцуна встречается в книге 9 века Но:ами Хон Мэй Дзукуси (能阿弥本銘尽), где говорится, что Саканоуэ Тамурамаро (坂上田村麻呂, 758-811) преподнёс в дар меч главному храму провинции Исэ, и что Ёримицу позже видел сон, в котором ему якобы давалось разрешение снести голову демона Сютендо:дзи именно этим мечом.  Однако анализ подписи на клинке данную версию не подтверждает. Согласно ей, До:дзигири-Ясуцуна был выкован мастером Ясуцуна (安綱) из провинции Хоки, который жил и работал в период Дайдо: (大同, 806-810). Казалось бы, все даты сходятся и легенде можно верить, но увы: последующий анализ технологии ковки и формы меча в сравнении с другими образцами более поздних эпох показал, что До:дзигири-Ясуцуна никак не мог быть выкован мастером Ясуцуна, пусть бы он жил хоть на сто лет позднее. Меч, согласно финальному вердикту специалистов, был выкован не ранее конца 11 века, а значит Саканоуэ Тамурамаро приплели к истории зря.

Но это еще не все. Непонятно что Ёримицу – герой нашей легенды и славный японский витязь – делал с мечом после его создания в конце 11 века и успешного убийства злодейского демона. А когда непонятно, на помощь приходит фантазия. Так, известный кузнец О:мура Кабоку (大村加卜) в свое время утверждал, что Ёримицу на склоне лет решил преподнести в дар меч морскому дракону Рюдзин, который о ту пору жил в своем прославленном дворце Рю:гу:-дзё: (竜宮城 , «дворец морского дракона»). Недолго думая, он швырнул произведение кузнечного искусства в море и ушел домой пировать, не увидев из-за спины, что уходящий на дно меч вовремя проглотил подоспевший кит.

Прошло несколько сотен лет и кита таки выловили, обнаружив в его брюхе волшебный меч, целым и невредимым. Находка оказалась в руках генерала Нитта Ёсисада (新田義貞, 1301-1338), верного вассала Южной Династии. Препоясавшись новообретенным мечом, Нитта Ёсисада ринулся добивать сёгунат Камакура и власть Ходзё. Стремительное продвижение войск генерала внезапно прервал могучий поток воды, захлестнувший огромную территории возле мыса Инамурагасаки (稲村ケ崎). Не желая отступать, упертый генерал понял, что кольцо всевла… меч нужно вернуть именитому владельцу, а именно дракону Рюдзину. Ничтоже сумняшеся, он изо всех сил размахнулся и швырнул меч в бурлящий поток вод и грязи. Не успел меч толком опуститься на дно, как вода схлынула и отступила. Генерал тут же продолжил наступление, подытожив сегунат Камакура самоубийством последнего регента Ходзё Такатоки (1303—1333).

 

Нитта Ёсисада

 

Впрочем, это тоже ложь. И дело здесь не только в том, что воды просто так не отступают, а драконов не существует. Просто уважаемый кузнец О:мура Кабоку перепутал легендарный меч До:дзигири-Ясуцуна с настоящим мечом Нитта Ёсисада, который назывался Оникири (鬼切) или… «Убийцей демона».

Ближе к современности судьба легендарного меча стала проясняться. Ученый эпохи Эдо Араи Хакусэки (新井白石, 1657-1725) с уверенностью писал, что меч До:дзигири-Ясуцуна был фамильной ценностью клана Сэцу (摂津), которые в свою очередь получили его от Минамото но Ёримицу, с коим были в тесном родстве. Много позже сегун Асикага Ёситэру (足利義輝, 1536-1556) подарил меч будущему сегуну Ода Нобунага (織田信長, 1534-1582), который в свою очередь передарил его большому ценителю мечей и не менее будущему сегуну Тоётоми Хидэёси (豊臣秀吉, 1537-1598). Будучи сегуном, Тоётоми Хидэёси приказал крупнейшему знатоку своего времени – Хонъами Ко:току (本阿弥光徳, 1553-1619) – составить каталог всех мечей, принадлежащих сегунату. В итоге получилась увесистая книжка с описанием и картинками, где мы легко сможем найти и героя нашего повествования. Проблема в том, что картинка До:дзигири-Ясуцуна вообще не совпадает с тем, что сейчас лежит в Токийском Национальном музее.

Впрочем, это не мешает проследить дальнейшую судьбу меча. По установившейся традиции он снова был передарен, на этот раз сегуну Токугава Иэясу (徳川家康, 1542-1616), который больше на сторону меч не передавал, а подарил сыну и будущему сегуну Токугава Хидэтада (秀忠, 1579-1632). Токугава Хидэтада же преподнес меч своей третьей дочери Кацусимэ (勝姫) в качестве свадебного подарка. Женихом Кацусимэ был племянник все того же Токугава Хидэтада и звали его Мацудайра Таданао (松平忠直, 1596-1650), что порождает очередные проблемы в идентификации меча.

 

Мацудайра Таданао

 

Дело в том, что хроника семьи Мацудайра сообщает нам, что отец Мацудайра Таданао – второй сын сегуна Токугава Иэясу – получил меч До:дзигири-Ясуцуна в подарок во время его усыновления даймё провинции Симоса Ю:ки Харутомо (結城晴朝, 1534-1614). Отмечается также, что данный меч был фамильной ценностью клана Ю:ки и действительно является тем самым До:дзигири-Ясуцуна из легенд и сказок. Был он фамильной ценностью или нет, мы точно не знаем, но вот, что сообщает нам подпись (саягаки, 鞘書) на деревянных ножнах для хранения (сирадзая, 白鞘):

 童子切　弐尺六寸五分, “ До:дзигири, 80,3 см” и на обратной стороне: 鎺元にて約壱寸　横手にて約六分半　重ネ厚さ弐分, “ширина в основании ~ 3,03 см, ширина на кончике ~ 1,97 см, толщина ~ 0,6 см”

Судя по почерку, подпись была нанесена самой Кацусимэ (勝姫) примерно в то же самое время, когда она на несколько лет осталась без мужа с малолетним сыном Мацудайра Мицунага (松平光長, 1616-1707), которому позже служил – сюрприз! – упоминавшийся нами ранее кузнец О:мура Кабоку (大村加卜), придумавший нам историю про морского дракона Рюдзина. Но вернемся к юному Мацудайра Мицунага.

По воспоминаниям современников он постоянно раздражал окружающих ночными кошмарами, перемежавшимися неудержимыми рыданиями. Врачи разводили руками, нянечки увольнялись с работы, мать сидела в печали. Полуночные безобразия прекратил приходящий доктор, зафиксировав болезнь кан но муси (疳の虫), нервическое расстройство из-за паразитов в теле ребенка. Лекарство по рецепту — сон вместе с мечом До:дзигири-Ясуцуна. Понятное дело, что мать не пошла на поводу у нетрадиционной медицины, но, испробовав все средства, решилась на эксперимент. И – о, чудо! – эксперимент сработал. Ребенок перестал плакать, а в народе разошлась молва, дескать, этот меч раньше принадлежал призраку в образе лисы.

 

Мэй - “Yasutsuna,” нагаса - 80 см, сори - 2.7 см, синоги-дзукури, иори-мунэ, косидзори, фумбари, убу-накаго

 

Несмотря на спасение от целебного меча, подросший Мацудайра Мицунага мало заботился о сохранности своего наследия. Между постоянными интригами, скандалами и расследованиями, которые порой перемежались ссылками в японскую Тмутаракань, он напрочь забыл ухаживать за мечом, отчего тот покрылся ржавчиной и захирел (кома-саби (胡麻錆). И вот однажды, вернувшись из очередной ссылки, он случайно обнаружил непорядок и приказал отнести меч в мастерскую полировщиков семьи Хонъами. На пути к ним посланец Мацудайра Мицунага обратил внимание на аномальное количество лисиц, встречавшийся на его пути. Явление трактовали однозначно: меч под надежной охраной могучего призрака в образе лисицы. И действительно, когда вскоре район, где располагалась мастерская, полыхнул огнем, очевидцы заметили на крыше дома полировщиков огромную белую лису, бьющуюся в припадке. Кто-то умный сразу же догадался, что хочет сказать дух: «В горящем доме остался меч До:дзигири-Ясуцуна!». Так, благодаря помощи духа, меч успели вытащить из полыхающего здания.

Спасенный меч позже был передан на хранение приемному сыну Мацудайра Мицунага — Нобутоми (宣富, 1680-1721), основавшему побочную ветвь Цуяма дома Мацудайра. Среди знаковых событий, произошедших с мечом в этот период, можно выделить только его тестирование знаменитым специалистом по оценке мечей Матида Тё:даю (町田長太夫). И меч не подвел, успешно справившись со стопкой из шести трупов, что, впрочем, является простительным преувеличением для такого именитого меча.

 

До:дзигири-Ясуцуна

 

В 1719 году сёгун Токугава Ёсимунэ (徳川吉宗, 1684-1751) приказал очередному знатоку из семейства Хонъами – Хонъами Ко:тю: (本阿弥光忠) – составить список самых знаменитых мечей страны. Итогом его работы стала книга Кё:хо: Мэйбуцу Тё:(享保名物帳), в которую среди прочих мечей внесли и До:дзигири-Ясуцуна. Несколько позже он же вошел в список «Пяти Великих Мечей» (тэнка-гокэн, 天下五剣). Наконец, в январе 1933 года меч объявили национальным сокровищем, что никак не повлияло на печаль его послевоенной судьбы: его выставляли на торгах, покупали, продавали, закладывали и даже судились за него – в общем, торговали японским отечеством направо и налево с суммами от 80 000 до 500 000 йен, пока, наконец, не додумались выкупить через Агентство по Культурным Делам (文化庁) и включить в список экспонатов  Токийского Национального музея.

PS Ну и само собой, все последние статьи во вменяемом формате тут - https://japanese-sword.ru

[Eugene_Azarenko]

АФРОСАМУРАЙ ЯСУКЭ: ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ ЧЕРНОГО САМУРАЯ ЯПОНИИ

 

Кругом бушевал огонь, кровь и песок вспенивались жуткой рвотной массой. Крики женщин и детей слышались отовсюду, оглушая округу ужасом неизбежной смерти или рабской жизни. Хлюпкие тростниковые лачуги с треском обрушивались тысячами искр, погребая под собой прятавшихся в тесных конурках стариков. Рявкающие возгласы на незнакомом языке зловеще разносились по догоравшей деревне. Болью и страданием наполнился некогда солнечный Берег Слоновой Кости, родина Ясукэ (弥助 или 弥介, 彌助 или 彌介 ), первого афросамурая в истории.

 

Хотя может и не слоновой кости — сейчас уже достоверно неизвестно ни место, ни время рождения чернокожего воина. В своем сочинении «Histoire Ecclesiastique Des Isles Et Royaumes Du Japon» Франсуа Солье предположил, что родиной Ясукэ мог быть Мозамбик, что впрочем ничем не подтверждается с его стороны. А с другой, почему бы и не Мозамбик? Именно в это время оттуда в массовом порядке вывозилась рабская сила предприимчивыми португальскими торговцами. Достоверно известно, что первые выходцы Черного континента прибыли в Японию в далеком 1546 году вместе с экспедицией португальского капитана Хорхе Альвареса. После него продажа живой силы и заграничных излишеств встала на поток цивилизаторами с Запада.

Карта Мозамбика, 16 в.

Однако ряд других исследований приписывают Ясукэ гражданство Эфиопии или даже Южного Судана. В первом случае его причисляют к племени хабси и предполагают, что его звали местным именем Yisake/Yasufe или Isaque на португальский манер. Что до Южного Судана, то в этом случае он мог быть из племени динка, представители которого отличаются исключительно темным цветом кожи и выдающейся статью.

 

Тем не менее, согласно последним данным (ТВ-программа «Discovery of the World’s Mysteries» прости-господи), Ясукэ все же прибыл из Мозамбика, был родом из племени Макуа и звался Yasufe/Issufo. Так что если у эфиопов хабси и суданцев динка были разногласия по поводу Ясукэ, их можно смело остудить данным мозамбикским фактом.

 

Как бы то ни было, достоверно известно только одно: Ясукэ прибыл в Японию в 1579 году в качестве служки иезуита Алессандро Валиньяно, который прибыл с важной миссией инспектора местных территорий (проще говоря — был шпионом и цивилизатором). В марте 1581 года Валиньяно добрался до столицы и встретился с местным правителем — даймё Ода Нобунага — который, впоследствии, больше заинтересовался не столько Валиньяно, сколько его чернокожим компаньоном. И действительно, рослый чернокожий великан (почти 2 метра) вызвал неподдельный интерес не только у простого люда, но и у бывалых вельмож.

Ода Нобунага

Ода Нобунага с присущим ему задором не поверил в чернокожесть пришельца и потребовал сначала его раздеть, а затем и отскрести чернила. После пяти минут вынужденных санитарно-эстетических процедур стало понятно, что кожа не отстирается и перед японцами действительно стоит антипод. Преодолев волну шока и удивления, племянник даймё тут же отсыпал Ясукэ денег, а сам Нобунага предложил Валиньяно оставить Ясукэ у себя в услужении. Аккуратные японцы отметили происшедшее в хронике Shinchō Kōki (信長公記):

 

 «На двадцать третий день второго месяца [23 марта 1581], черный паж (黒坊主 kuro-bōzu) прибыл из христианских стран. Он отличался добрым здравием и хорошими манерами. Правитель похвалил силу иноземца, а племянник выделил ему сумму денег на содержание». 

 

В середине мая вместе с христианами под предводительством иезуита Луи Фруа Ясукэ отправился в турне по провинции Этидзен, где встретился со знатными вельможами Сибата Кацутоё, Хасиба Хидэкацу и Сибата Кацуиэ, которые также подтвердили, что иноземец чёрен, как уголь, высок, как сосна, и силен, как бык. Недолгое пребывание в провинции завершилось триумфальным возвращением в Киото, где он сразу же был принят на службу к Ода Нобунага. Дальше карьера шла по нарастающей: в течение года Ясукэ сначала стал личным охранником даймё, а затем и самураем с пожалованным Нобунагой церемониальным клинком. Позже к церемониальному клинку прибавилась и личная резиденция.

 

Будучи занимательной диковинкой для правителя, Ясукэ часто скрашивал досуг уставшего Нобунага, и в редкие моменты даже столовался вместе с даймё, что для той поры было совсем невозможно. Казалось, ужасы берега слоновой кости остались позади, и впереди Ясукэ ждут только радость и счастье под солнцем всемогущего правителя. Кто сможет пошатнуть незыблемую власть великого даймё? Кто бросит вызов первоклассному стратегу и политику? У кого хватит ума и сил восстать против установленного миропорядка? Кто-кто, Акэти Мицухидэ, верный друг и соратник, вовремя предавший своего господина.

Афросамурай на японском изображении

Улучив момент, когда основные силы Нобунага были в разъездах, Акэти Мицухидэ с 13 000 воинами осадил храм Хонно-дзи, предварительно предупредив соратников: «Враг находится в Хонно-дзи!». Храм окружили, подожгли, подождали когда разгорится и несколько позже добили оставшихся в живых. Ода Нобунага среди них не было.

 

В один миг афросамурай Ясукэ осиротел и остался совсем один во враждебной ему стране и культуре. Еще недавно все измулялись его коже, росту и силе, а сегодня он — чужак, «животное» (Мицухидэ), никому ненужный миньон поверженного правителя. Последняя попытка обмануть судьбу провалилась: Ясукэ вручил свой меч Акэти Мицухидэ, но был отвергнут и сопровожден в христианский храм Нанбан-дзи, потому что иной участи недостойно христианское «животное» с Запада. Впрочем, по поводу последнего есть большие сомнения — о ту пору не сильно церемонились с пленными, тем более «не-самураями». В любом случае, храм или не храм, но Акэти своей рукой отправил Ясукэ в историческое небытие, поставив точку в удивительной истории единственного афросамурая Японии.

Афросамурай Ясукэ (образ из будущего фильма)

P.S. 
После успешной осады и убийства Ода Нобунага, Акэти Мицухидэ оперативно встретился с императором и поспешил объявить себя сёгуном, что крайне расстроило соратников Ода Нобунага — Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу, которые ринулись в Киото и быстро разбили войско Мицухидэ. Сам Мицухидэ пал на поле боя, пробыв сёгуном всего 13 дней.

 

В течение всего срока пребывания в Японии Алессандро Валиньяно всегда был чем-то занят: организовал печать словаря и учебника японской грамматики, открыл семинарии по изучению Божьего слова, адаптировал привычный иезуитский уклад к местным обычаям, принимал активное участие в развитии торгового порта Нагасаки. Валиньяно умер в Макао в 1606 году. В посмертном панегирике один из братьев написал: «Мы скорбим не столько о нашем брате и наставнике, сколько об апостоле японском».

 

Вплоть до начала 20 века Мозамбик находился под контролем португальцев, использовавших страну в качестве перевалочного пункта на пути в Индию. Впоследствии Португалия уступила управление трём частным британским компаниям: Компании Мозамбика, Компании Замбези и Компании Ньяса. После Второй мировой войны Португалия не стала участвовать в параде независимостей и оставила Мозамбик себе в роли «заморской территории», что привело к возникновению антиколониальных политических групп, позже объединившихся во Фронт освобождения Мозамбика. Объединенный Фронт при поддержке СССР и Китая в сентябре 1964 года инициировал вооружённую борьбу против португальской колониальной власти, что привело к провозглашению независимости страны в июне 1975 года.

 

Ну и традиционная ссылка на мой сайт - Japanese-sword.ru

[Eugene_Azarenko]

В ПЛЕНУ У ЯПОНЦЕВ: ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОРЕПЛАВАТЕЛЯ ВАСИЛИЯ ГОЛОВНИНА В 1811-1813 ГГ. (Ч. 1)

 

Часть первая, в коей рассказывается о молодом Головнине, его первых баталиях, снаряжении опасной экспедиции, 
приключениях в пути и коварном пленении японцами.

 

Эти и другие материалы по японской культуре вы найдете на моем сайте "Японский меч". 

 

КЛЕТКА

В импровизированной тюрьме было темно, сыро и пахло свежеоструженной щепкой. Офицеры и матросы, брошенные в разные клетки, пребывали в недоуменном молчании, изредка подавая голос дабы отпугнуть наползающий страх. Было ясно, что выбраться из тюрьмы им вряд ли уже удастся — не для того японцы соорудили крепкий сарай с отхожими местами и мощными глухими стенами. Возле сарая, с наружной стороны, круглосуточно дежурили два солдатика императорских войск. Они то и дело заходили внутрь, осматривали клетки своими раскосыми подозрительными глазами и молча удалялись, чтобы вновь вернуться через положенное время, следуя японскому порядку и самурайской выправке. Впрочем, в этом не было особой нужды: подавленные мрачной обстановкой свежепостроенного каземата, русские моряки бежать пока не планировали.

Облокотясь на деревянные прутья, Василий Михайлович Головнин сидел на сырой японской земле и отчаянно силился понять, что же делать дальше. Мысли лихорадочно проносились в голове в тщетной попытке найти верное решение. Сказывалась усталость от проделанного пути, давление неизвестности и чужбина, с порога встретившая тюрьмой.

 

 «Посредине сарая стояли две клетки, сделанные из таких же брусьев; они отделялись от стен и одна от другой коридорами. Первая из них назначена была для нас троих, а последняя для матросов и Алексея. Вход в них был так низок, что мы принуждены были вползать; дверцы состояли из толстых брусьев и запирались толстым железным запором; над дверцами находилась небольшая дыра, сквозь которую нам подавали пишу. При задних стенах клеток были небольшие чуланчики, с небольшими отверстиями на полу в ящики для естественных нужд». 

 

Пока Василий Михайлович томится в ожидании своей судьбы, давайте вспомним с чего все началось. А началось все с корабля «Не тронь меня».

 

«НЕ ТРОНЬ МЕНЯ»

Шел 1790 год. Произведенный в гардемарины Головнин участвует в своем первом сражении против шведского флота в составе эскадры вице-адмирала Круза. В случае поражения враг возьмет в осаду Кронштадт, затем — Петербург, затем… затем сразу же наступит зима и враг проиграет, но пока… Бой продолжался два дня и закончился полным поражением шведов. Еще через месяц — снова баталия и снова победа: блокированный в Выборгском заливе шведский флот безуспешно пытался прорваться в море и был опрокинут русскими моряками.

И. К. Айвазовский. Морское сражение при Выборге 23 июня 1790 года

Кровопролитные бои завершились в августе 1790 года подписанием мирного договора, и Головнин, награжденный медалью за храбрость (гос-во) и чаркой за молодость (кол-ги), вернулся к учебе, чтобы через несколько лет снова пойти в поход. На этот раз мы ввязались в распрю французов и англичан на территории Голландии, но какими бы храбрыми ни были наши морячки и кого бы там они в море не опрокидывали, а все же русско-английская экспедиция против наполеоновских войск не принесла России ни славы, ни выгод, обогатив разве что Англию, сумевшую русской кровью заполучить добротный голландский флот.

Кстати, об Англии. В 1805 году Головнин был направлен на суда английского флота дабы «ознакомиться с организацией морского департамента и, кроме того, наблюдать и изучать все отрасли хозяйства…». Впрочем, это все предписания, судьба им обычно не следует. Более того, она распорядилась Головниным не столько изучать отрасли хозяйства, сколько снова воевать с англичанами против наполеоновской Франции. С первых дней войны Василий Михайлович сражался во флоте англичан под командованием адмиралов Нельсона, Корнвалиса и Коллингвуда. Капитан фрегата «Фисгард» так отозвался о нем после одного ночного абордажного боя: «Дрался с необыкновенной отвагой и был так счастлив, что остался невредим». И снова медаль за храбрость (гос-во) и снова чарка за молодость (кол-ги).

Вице-адмирал Василий Михайлович Головнин

И все же несмотря на войну, Головнин справился с задачей по изучению устройства английского флота и по возвращении на родину составил книгу «Военные морские сигналы для дневного и ночного времени», которую русский флот использовал в течение последующих 24 лет.

 

«ДИАНА»

В 1806 году в России случилось крупное географическое событие — из кругосветного путешествиявернулись Крузенштерн и Лисянский (имена вернувшихся моряков не сохранились). Страна уверенно встала на весло и хоть организация кругосветного плавания требовала немалых средств и усилий, Морское министерство решило снарядить еще одну экспедицию.

Выбор пал на опытного Василия Головнина, в чине лейтенанта принявшего командование шлюпом «Диана», небольшим трехмачтовым парусным кораблем. Основными целями экспедиции обозначили географические изыскания и гидрографические работы в Тихом океане, преимущественно в пределах России. По плану предполагалась оперативная разведка, картография и — главное! — никаких стычек с европейцами, благо французов и англичан в тех краях не водилось. Заодно поручили доставить разные материалы в Охотск, чтобы два раза не ездить.

Шлюп «Диана»

25 июля 1807 года «Диана», отсалютовав Кронштадту, вступила под паруса и бодрым шагом направилась к первой точке своего маршрута — английский город Портсмут. В Портсмуте Головнину пришлось долго убеждать служивых англичан, что путешествуют русские исключительно с научными целями и никак не хотят навредить русско-английским отношениям, о ту пору подпорченным соглашением с Наполеоном.

Наконец, Головнину выдали разрешение на дальнейшее плавание и «Диана» продолжила свое путешествие на край света.

 

МЫС НЕДОБРОЙ НАДЕЖДЫ

Удивительное дело, но вплоть до мыса Доброй Надежды с «Дианой» не приключилось никаких привычных морякам напастей: ни тебе цинги, ни штормов, ни пиратов. Беда пришла от привычных уже англичан у мыса Доброй Надежды, которые объявили шлюп «задержанным по чрезвычайным обстоятельствам». Только выбитый с трудом портсмутский пропуск избавил «Диану» от участи обычного призового судна. Шлюп завели вглубь залива, поставили под пушки английского флагмана, окружили мелкими судами и принялись закидывать Лондон вопросами о том, что же делать дальше с внезапными русскими. При этом, чтобы русским мыс не показался курортом, им отказали в пополнении продовольствия.

Прошло восемь муторных месяцев. Прибывшие депеши из Лондона ситуацию не прояснили: О «Диане» и русских — ни слова. Минуло еще несколько месяцев и снова тишина. Положение становилось отчаянным из-за нехватки съестных припасов, и по зрелом размышлении Головнин решился на побег. План был до безумия прост: уйти из-под пушек английского флагмана, проскользнуть мимо судов-сторожей, вырваться в открытое море и, благословясь, с пустыми трюмами уйти за горизонт. Успех дела зависел от решительности и хладнокровия командира и храбрости экипажа. Поприветствовав решение капитана троекратным «ура!», команда принялась готовиться к дерзкому побегу.

Вот как описывает сам Головнин уход «Дианы»:

 «Наконец, 19 мая (1809 года) сделался крепкий ветер. На вице-адмиральском корабле паруса не были привязаны, а другие военные суда, силою превосходящие «Диану», не были готовы итти в море. По сигналам с гор, мы знали, что видны два больших судна, лавирующих в заливе, которые могли быть военные и, может быть, фрегаты, но им невозможно было приблизиться к выходу раньше ночи. Так как положение наше оправдывало всякий риск, то, приготовясь к походу и в сумерках привязав штормовые стаксели, в половине седьмого часа вечера, при нашедшем сильном шквале с дождем и пасмурностью, я велел отрубить канаты и пошел под штормовыми стакселями в путь. Офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые – все работали до одного на марсах и реях. В десять часов вечера мы были в открытом океане. Арест наш на мысе Доброй Надежды продолжался год и 25 дней».

 

ПРИБЫТИЕ НА КАМЧАТКУ

И снова удача: ни цинги, ни штормов, ни англичан. Более того, в течение 51 дня «Диана» не повстречала ни одного корабля на своем пути. Положение снова становилось отчаянным, еды катастрофически не хватало. Но тут внезапно выручила родина, показав на горизонте краешек своих необъятных земель. Острые скалы, сопки, поросшие лесом, далекие горы, пена прибоя – величественная и угрюмая картина родной стороны. «Будто сам сатана», – говорили матросы, – расположился здесь лагерем». Лагерь назывался Петропавловск-Камчатский, который как и сейчас больше походил не на город, а на селение. Несколько десятков приземистых домиков, православная церквушка, магазины Российско-Американской компании – вот, пожалуй, и все, что тут было.

Перезимовав в Петропавловске-Камчатском, свежеиспеченный капитан-лейтенант Головнин принялся за изучение северо-западного берега Америки, неумолимо приближаясь к землям потенциального противника. Исследовательский сезон закрыли на острове Кадьяк, где располагалась фактория Российско-Американской компании во главе с «главным правителем Русской Америки» — Барановым. Баранов сей хоть и был мужчиной с седьмым десятком за плечами, но отличался крепким сложением и энергичным характером. Под его начальством на острове возвели крепостные укрепления и отстроили богатую библиотеку с ценными коллекциями книг о путешествиях и открытиях.

Суровая Камчатка

Перезимовав еще раз в Петропавловске, Головнин решил приступить к гидрографическим работам в южной группе Курильских островов, на Шантарских островах и у Татарского берега. 4 мая волны Великого океана подхватили «Диану» и снова направили шлюп к землям потенциального противника, и на этот раз противник не дремал. Плавание прервалось очень скоро и очень печально.

 

ЗАЛИВ ИЗМЕНЫ

Дело было так. В июле Головнин с семью спутниками ступил на берег острова Кунасири и пошел по направлению к местным поселковым. Как всегда, русские были вооружены только подарками и дружескими чувствами к местному населению. Японцы же питали чувства менее дружеские по одной простой причине: «за несколько лет перед сим русские суда два раза нападали на японские селения и все, что в них ни нашли, то или увезли с собою или сожгли, не пощадив даже ни храмов, ни домов, ни съестных припасов». Как вы уже догадались, это была знаменитая экспедиция Резанова, который вместе с лейтенантами Хвостовым и Довыдовым учинили настоящую «юнону и авось» местным японцам. Огоньку в сей винегрет добавили еще и голландцы, которые активно очерняли русских и англичан, дескать одни захватят Китай и Японию по суше, а другие — по морю.

Посему японцы при встрече вели себя подозрительно и хитро улыбались, но все же обменялись с русскими моряками скудными припасами и водкой, а также выпили, покурили и попытались уверить друг друга в добром расположении. Поутру же хитрые японцы отправили русских в известном направлении, снабдив предварительно разрешительной бумагой. Куда послали — туда и пошли. После продолжительной болтанки в море, корабли Головнина наконец-то увидели очередные японские берега и крепость на них. Снарядив шлюп, моряки радостно поплыли к японцам общаться. А зря. Не успел шлюп приблизиться на расстояние пушечного выстрела, как из крепости принялись по ней палить прицельным огнем. Ничего не оставалось, как развернуться и грести что есть силы обратно к кораблю. Положение спасла только ущербная криворукость местных канониров: ядра пролетали мимо и плюхались вдали от одинокого шлюпа русских моряков.

 «Бесчестный их поступок крайне огорчил меня. Я думал, что одни только дикие в состоянии поступить таким образом: видя небольшую шлюпку с семью человеками, едущую прямо к ним, и подпустив вплоть к батареям, они стали в нее палить, так что от одного ядра все бывшие на ней могли бы погибнуть».

Но раз приехали — не поворачивать же обратно? Меж русскими и японцами началась муторная попытка коммуникации в стиле фантастического фильма «Прибытие». В ход шли белые флаги, пустые шлюпы, рисунки и пиктограммы самого что ни на есть кроманьонского вида. В конце концов, японцы вышли на контакт, дабы с помощью улыбок, поклонов, сакэ и табака узнать кто к ним приехал и зачем. Однако же, если в прошлую встречу с японцами Головнин ответствовал, что мы приехали торговать, то в этот раз уверял их, что экспедиция носит географический характер и просто сбилась с пути, возвращаясь в Петербург. Японцы активно кивали и соглашались, но потом выдали неожиданное, что русские-де привирают, ведь раньше говорили иное. Головнину пришлось выкручиваться, а японцам — снова кивать и подозрительно улыбаться.

В следующую встречу японцы соорудили добротный банкет, сидели все разряженые, улыбчивые и при полном вооружении. Головнин же сотоварищи хоть и был разодет по европейской моде, но совершенно без оружия, окромя пары шпаг. Однако это не смутило ни японцев, ни русских — все расселись по столам, стали пить и общаться. Казалось, вечер будет томным и скучным, если бы не одно «но»: в процессе общения японцы упомянули, что они бы и рады русским помочь, но все равно еще боятся, нужно посоветоваться с местным губернатором, а для чего неплохо бы оставить заложника, офицера какого-нибудь.

Примерно такие самураи встретили Головнина

Уже зная медлительную натуру японцев, Головнин смекнул, что совет с губернатором может затянуться минимум на месяц, поэтому отказался от идеи с заложником, стал внезапно подозрителен и решил «итти» домой. И тут понеслось: самураи и русские повскакали со своих мест, японский начальник принялся что-то орать охране, окружающие самураи похватали катаны и бросились к русским офицерам. Делать было нечего, как броситься бежать в ответ. Но не тут-то было: японцы были готовы к такому повороту событий и — внезапно — не порубали отступающих русских, а принялись бросать им под ноги всяческий мусор дабы те споткнулись и повалились на пол. Что, собственно, и произошло: повалившихся русских оперативно скрутили и вывели из помещения. Вечер был испорчен (о чем нужно было поблагодарить Резанова с его «Юноной» и «Авосью», отметил японский начальник, присовокупив, что ежели русских отпустить, то потом всему японскому гарнизону кишки по кустам размотают).

На этом дружеское общение закончилось и начались мелкие казематы и многодневное пеше-лодочное конвоирование в другой город в свежевыструганный каземат, где мы и оставили наших героев в самом начале повествования.

Впереди была японская неизвестность, пытка темными сырыми казематами и, скорее всего, смерть.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

[Eugene_Azarenko]

В ПЛЕНУ У ЯПОНЦЕВ: ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОРЕПЛАВАТЕЛЯ ВАСИЛИЯ ГОЛОВНИНА В 1811-1813 ГГ. (Ч. 2)

 

 

 

Часть вторая, в коей автор поведает
о пребывании русских моряков в казематах, 
встречах с японскими князьями и дерзком побеге из-под ареста.

 

ЗАКЛЮЧЕННЫЕ Д-503

Судя по крикам петухов и самураев, в городе Хакодатэ настало утро, несколько развеевшее угрюмое пребывание русских в темном каземате. Вместе с утром, появилось и пропитание, которое как и в последующие дни оборачивалось вокруг обыкновенных блюд, как-то: «вместо хлеба сарачинская каша (рис), вместо соли кусочка два соленой редьки, похлебка из редьки, а иногда из какой-нибудь дикой зелени, или лапша, и кусок жареной или вареной рыбы… иногда грибы в супе; раза два или три давали по яйцу, круто сваренному… обыкновенное питье наше было очень дурной чай без сахару; изредка давали саке».

 

После случилась первая встреча с местным руководством города, во время которой, как и в предыдущие разы, их пытали вопросами самого разного калибра, начиная от имя-отчества родителей и заканчивая вопросами о блохах у посадской собаки в Кирове. При этом, что такое Киров и посад они не разумели, но виду не подавали и все прилежно записывали. Такое положение, смею вас заверить, до сих пор сохраняется в современных японских компаниях, о чем я расскажу в свое время отдельно.

 

Японский свиток, изображающий пленение Головнина, Мура, Хлебникова с матросами и курильцами

 

Затем наступил период затишья в том лишь смысле, что их больше на встречи с начальством города не звали. Зато стали приходить к ним в каземат: мелкие и средние чиновники, непонятные начальники, императорские солдаты и какие-то местные ученые — все хотели посмотреть на русских, задать им пятьсот вопросов и всяко пообщаться. И все, буквально все, хотели, чтобы русские написали что-нибудь красиво-каллиграфическое на их веерах. Головнин позже подсчитает, что в совокупности за 18 дней так называемого затишья они исписали около 70 вееров, а напоследок оставили даже раздраженное послание, из-за которого чуть было не огребли проблем (сказали, что это русская песня):

 

  «Если здесь будут когда-либо русские не пленные, но вооруженные, то они должны знать, что семерых из их соотечественников японцы захватили обманом и коварством, посадили в настоящую тюрьму и содержали, как преступников, без всякой причины. Несчастные просят земляков своих отомстить вероломному сему народу достойным образом».

 

По прошествии 18-ти дней, случилась вторая встреча с японцами, которые сразу же выложили карты на стол, предварительно снова запытав русских вопросами. Оказалось, что резановский лейтенант Хвостов с фрегата «Юнона» от лица императора Александра заявил права на Сахалин и близлежащие острова, о чем оставил соответствующую бумажку за нумером раз. За нумером два они вытащили письмо Петра Рикорда — друга Головнина, который остался на «Диане», — где тот пишет, что готов на все, чтобы товарища спасти, т.е. непрозрачно намекал на разбой в территориальных водах противника. Наконец, японцы вывели очередных забитых курильцев, которые в свое время клялись и божились, что ежели раньше приходили Хвостов и Давыдов на двух кораблях, то вслед за ними скоро придут новые корабли, чтобы захватить Итуруп, Кунасири и прочие камни в океане. Выложив все аргументы на стол, японцы принялись выжидательно улыбаться и задавать вопросы. Головнин сник по ряду из них, но в целом твердо отвечал, что мы пришли с миром и обещаем безумств не чинить. Японцы покивали и отправили русских дальше вглубь острова на встречу с губернатором.

 

КОНТОРА ПИШЕТ

Очередные крепкие казематы, очередные тяжкие думы о вечном плене, очередные расспросы. Разница только в том, что на этот раз вопросы задавал местный губернатор, который, как и все японцы, был весьма любопытен по части… да по всем частям, что уж тут говорить.

 

  «Нельзя дать счета вопросам, которые сделал нам губернатор в продолжение этого времени. Спросив о каком-нибудь одном предмете, к нашему делу принадлежащем, предлагал он после того сто посторонних, ничего не значащих и даже смешных вопросов, которые иногда заставляли нас выходить из терпения и отвечать ему дерзко. Несколько раз мы с грубостью принуждены были говорить ему, что лучше было бы для нас, если бы японцы нас убили, но не мучили таким образом». 

 

Впрочем, подобная резкость подозрительно легко сходила русским с рук: губернатор улыбался, успокаивал допрашиваемых и извинялся за столь безудержное любопытство. Заодно он уверял, что если обнаружится невиновность русских, их отпустят домой, а пока можно ограничиться только покровительством с его стороны. Головнин сначала было успокоился и даже повеселел, но японцы не были бы японцами, если бы не попросили после допроса составить на русском языке подробный «репо:то», т.е. полный отчет, где бы указали все ответы на все вопросы. И тут уже у наших офицеров случилась истерика и ультиматум:

 

  «Мы удовлетворили его требованию; но когда это было кончено, он хотел, чтоб мы на тех же листах продолжали писать всякий вздор, о котором они нас спрашивали. Таких пустых вещей мы писать не хотели, сказав, что нашего века не достанет описать все безделицы, о которых японцы нас расспрашивали. Японцы сначала сердились и увещевали нас, чтоб мы не отговаривались делать то, что может послужить нам в пользу. Однакож мы поставили на своем, и они согласились, чтобы мы не писали ничего, к нашему делу не принадлежащего». 

 

Как только отчет был готов, к Головнину и другим офицерам приставили японского переводчика, который однако же оказался довольно туп от природы, что и стало причиной его замены на другого японца, молодого секретаря губернатора. С ним и перевод, и общение с японцами постепенно наладились. К тому же, упоминаемые ранее курильцы с местным курильцем-переводчиком покаялись в своих прежних словах о русских-захватчиках, чем утвердили губернатора в хорошем отношении к русским. Казалось, еще чуть-чуть и случится счастливая развязка, но… вскоре приехали кунасирские самураи, с которыми Головнин первоначально вышел на контакт, и положение снова расстроилось.

 

Курильцы (по-нашему) или айны (по-японски)

 

Из интересных гостей, которые скрашивали досуг приунывших моряков, стоит отметить только самого прославленного японского путешественника — Мамия Ринзо — в честь которого японцы назвали наш Татарский пролив проливом Мамия. Чтобы лишний раз не срываться в безудержный смех, я лучше передам слово учтивому Головнину, который следующим образом охарактеризовал сего великого путешественника:

 

 «Он стал ходить к нам всякий день и был у нас почти с утра до вечера, рассказывая о своих путешествиях и показывая планы и рисунки описанных им земель, которые видеть для нас было весьма любопытно. Между японцами он считался великим путешественником; они слушали его всегда с большим вниманием и удивлялись, как мог он предпринимать такие дальние путешествия, ибо ему удалось быть на всех Курильских островах до семнадцатого, на Сахалине, и он достигал даже до Маньчжурской земли и до реки Амура. Тщеславие его было так велико, что он беспрестанно рассказывал о своих подвигах и трудностях, им понесенных, для лучшего объяснения коих показывал дорожные свои сковородки, на которых готовил кушанье, и тут же у нас на очаге всякий день что-нибудь варил или жарил, сам ел и нас потчевал».

 

Однако каким путешественником ни был Мамия, и он был полезен, подтвердив слухи о том, что голландцы активно клевещут японцам на русских и англичан. Надеяться на то, что европейские народы помогут русским морякам, не приходилось. Настроение подпортил и молодой переводчик, тайком поведавший Головнину, что губернатор уже получил вести из Эдо, и ничего хорошего для русских в них не было. Более того, поговаривали, что столичное начальство осталось при своем, продлив запрет на визиты русских кораблей и враждебное отношение ко всем иностранцам. Да и сам губернатор все больше упоминал не о ходатайстве, а о том, что русским пора воспринимать японцев в роли соотечественников.

Дело было плохо. 
Дело было надолго. 
Головнин задумался о побеге.

 

ПЛАН Б

Только и с побегом дела шли не очень гладко. Поначалу все проголосовали за побег. План, по которому необходимо было улизнуть из-под стражи, украсть крепкое судно и на нем доплыть до Камчатки, казался всем разумным и исполнимым. Если уж из-под англичан ушли, то японских мореходов тем более не нужно страшиться. Сказано — сделано. К приходу весны русские исхитрились собрать изрядное количество съестных припасов, сплести веревку, изготовить трут и даже смастерить из подручного мусора работающий компас. Осталось разведать местность на предмет охраны, путей отступления, плавсредств и береговой линии. И тут — снова беда.

 

Таким увидели Головнина японцы

 

Верный помощник и соратник по несчастью, офицер Мур внезапно переменился в решении и объявил, что никуда из-под ареста не пойдет. С ним вместе от побега отказалось еще несколько матросов. Бросать товарищей нехорошо и Головнин стал уговаривать отщепенцев уйти вместе с ним, но тщетно. Более того, Мур внезапно оскотинился и начал подлизываться к японцам, сделавшись с русскими груб и подозрителен. Так японцы от него узнали, что он сам из европейцев и русским седьмая вода на киселе. И вообще, если отпустят — он сразу в Европу подастся или будет верно служить японской короне, если таковая имеется в наличии. В общем, из Мура сделался неофициальный шпион и подозрительная личность, которая может в любой момент помешать побегу.

 

Из всех предложенных вариантов по нейтрализации Мура, Головнин выбрал наиболее хитрый — усыпить бдительность коллеги, заявив ему, что побег состоится, но не сейчас, а поздней весной, когда придет официальная информация из Эдо, и ситуация их прояснится. Мур поначалу успокоился, поэтому сильно не докучал, когда русские моряки просились погулять вдоль берега, высматривали поселения и даже выпрашивали разрешение посетить местные достопримечательности, в коем им не отказывали. Но всему есть предел, даже русской хитрости. Это понимал Головнин, это понимали и преданные ему офицеры. По завершении рекогносцировки, общим собранием было принято решение о немедленном побеге.

 

 «Вечером матросы наши взяли на кухне, скрытым образом, два ножа, а за полчаса до полуночи двое из них выползли на двор и спрятались под крыльцо, и коль скоро пробила полночь и сангарский патруль обошел двор, они начали рыть прокоп под стену. Тогда и мы все (кроме Мура и курильца Алексея) вышли один за другим и пролезли за наружную сторону. При сем случае я, упираясь в землю ногой, скользнул и ударился коленом в небольшой кол, воткнутый в самом отверстии; удар был жестокий, но в ту же минуту я перестал чувствовать боль. Мы вышли на весьма узенькую тропинку между стеною и оврагом, так что с великим трудом, могли добраться по ней до дороги, потом пошли скорым шагом между деревьями по гласису и по кладбищу, а через полчаса были уже при подошве гор, на которые надлежало подниматься». 

 

Над головами русских беглецов нависало ночное небо, под ногами хрустела щебёнистая земля, в груди билось отважное сердце, а впереди виднелись непролазные горы. Туда и направили свои стопы русские моряки, спасаясь от возможной погони.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ