ЧАСТЬ 1
Однажды на юге Китая
Мы привыкли к тому, что на любой подделке обязательно есть метка «Made in China»; равно как и к тому, что буквы «Made in Japan» - своеобразная гарантия качества и подлинности. Сейчас я расскажу вам об одной из немногих историй, когда Китай имел отношение к созданию оригинального продукта, а японцы этот продукт с успехом присвоили. Речь пойдет о каратэ. В прошлом остались времена, когда об этом боевом искусстве в нашей стране знали только избранные. Сегодня, все (от детей до убеленных сединами старцев) уверенно ответят вам, что каратэ - это японское ногодрыгательное умение, обязательным атрибутом которого является порча кирпичей и громкие крики.
Но вот незадача – это распространенная легенда, которая не имеет ничего общего с настоящей историей образования каратэ. В истории появления этого кулачного искусства нет места не только превращающимся в хлам одним движением руки строительным материалам, но даже самой Японии.
То, что мы называем сегодня каратэ, зародилось на юге Китая и позже попало на блогадатную почву Окинавы, которая в то время была совершенно самостоятельным королевством Рюкю, находившимся в вассальной зависимости от того же Китая. Вот почему крайне трудно понять истоки возникновения каратэ, не представляя себе (хотя бы в общих чертах) историю поднебесной империи того периода, который предшествовал возникновению на юге этой страны чрезвычайно эффективных рукопашных систем. А началось всё, как и положено, с небольшой победоносной войны.
На северо-восточной границе Китая на протяжении многих лет жили-были близкие родственники тунгусов – чжурчжени. Жили они относительно тихо, никого особо не трогали, пока однажды, а точнее в 1115 году, не решили, что они не хуже других и не объявили своего племенного вождя Агуду не много ни мало императором совершенно нового государства Цзинь. «Как им это пришло в голову?» – спросите вы. Дело в том, что незадолго до описываемых событий соседи чжурчженей - тоже кочевники кидани - создали свое киданьское государство Ляо и объявили их территории, входящими в его состав. (Причем среди местного населения по этому поводу народный референдум не проводился.) С ними, надо сказать, в то время вообще не очень считались. Оскорбленные до глубины души родственники тунгусов, имея в наличии собственного императора и новенькое государство, незамедлительно объявили войну захватчикам из Ляо, что оказалось как нельзя кстати для китайской династии Сун, правившей в то время в поднебесной и много лет безуспешно воевавшей с теми самыми киданями. С нежданными союзниками в 1120 году был заключен военный договор, который имел далеко идущие и разрушительные для Сун последствия. Дело в том, что чжурчжени, как всякие нормальные кочевники, разгромив киданей, проскакали на своих лошадках чуть дальше, чем это требовала картина боя. В 1127 году они переправились на южный берег Янцзы, взяли северную столицу Кайфэн и готовы были двинуть дальше. Сунский император, которому пришлось бежать в Ханчжоу, так расстроился, что казнил своего лучшего полководца Юэ Фэя и признал себя вассалом чжурчженьской империи Цзинь со всеми вытекающими последствиями в виде выплаты дани и существенного сокращения площади проживания подданных империи Сун.
И все было бы хорошо у почти тунгусов, если бы не монголы со своим нашествием. Чжурчжени не успели насладиться плодами своей победы. А Сунский император наступил на те же грабли. Увидев в монголах шанс на реванш, он заключил с детьми степи союз, в результате которого чжурчжени были полностью разгромлены, а Сунская империя после практически столетней опустошительной войны со вчерашними союзниками монголами окончательно пала. В возникшем на ее месте монгольском государстве китайцам жилось из рук вон плохо. По стране прокатилась волна народных бунтов, самым значительным из которых стало восстание «красных повязок». Одним из его руководителей был сын крестьянина бродячий монах Чжу Юаньчжан. Он после разгрома монголов стал императором новой династии Мин. Страдающий манией преследования вчерашний крестьянин начал проводить политику репрессий и тотального уничтожения всех, кто, по его мнению, представлял угрозу его правлению. Эти события непосредственным образом повлияли на то, что в общем-то спокойный и более менее благополучный юг страны появляется в нашем повествовании в качестве полыхающей от непрекращающихся войн территории, где тысячами гибли люди. Дело в том, что многие из тех, до кого не дотянулась рука китайских спецслужб, сбежали из страны и вступили в сговор с японскими пиратами, облегчив им доступ к южно-китайским берегам. К середине шестнадцатого века пиратские набеги превратились в качественную войну с осадой южно-китайских городов и даже захватом столицы Нанкина. Конец этому безобразию положили три богатыря: Ци Цзигуан, Юй Даю и Лю Сян, призвавшие под свои знамена всех честных и умелых в военном деле жителей юга поднебесной, которые под их чутким руководством наваляли японцам по самое “не балуйся”. В это время в “большом” Китае вспыхнула крестьянская война, в ходе которой один истинный император повесился, зато три новых появились. Среди претендентов на престол были замечены два разбойника и один евнух. В этой атмосфере веселья и неразберихи последний генерал уже практически несуществующего государства Мин У Саньгуй перешел на сторону маньчжурского государства Цин. В 1644 году разгромил то, что еще оставалось от китайской армии, и взял Пекин. Для ослабленного крестьянскими бунтами Китая хватило года, чтобы стать частью маньчжурской империи Цин. И только юг империи оставался последним оплотом китайских свобод и истинных ценностей гибнущей династии. В 1645 году очагами независимости от маньчжуров, где сохранялась власть Мин, стали провинции юга Фуцзянь и Шаосин. После их падения центр борьбы с захватчиками переместился в Чжаоцин и Гуанчжоу. В 1649 году войска династии Цин начали массированное контрнаступление, в ходе которого остатки Мин были почти разгромлены. И только последний предводитель китайских патриотов Чжэн Ченгун, выдающийся полководец и герой юга, продолжал борьбу. В 1652 году он занял почти весь юг Фуцзяни, а в 1656 году на своих кораблях дошел до Нанкина. Но затем под давлением превосходящих сил противника полководец Чжэн покинул поднебесную и перебрался на Тайвань, по ходу дела выбив оттуда голландские колониальные войска. Для борьбы с Чэнгуном в 1656 году был издан императорский указ о "морских запретах", категорически запрещавший выход в море любых торговых судов. Нарушители подвергались аресту и казни с конфискацией товара и домашнего имущества. Стараясь обезопасить себя от нападения с моря, маньчжуры насильственно переселили все население провинций Цзянсу, Чжэцзян, Фуцзянь и Гуандун подальше от побережья, которое с этого времени охранялось днем и ночью.
В 1677 году Цинские войска заняли Гуанчжоу, а в 1683 году маньчжурское завоевание Китая окончательно завершилось присоединением Тайваня. Таким образом, только в конце семнадцатого века, на юге Китая после столетий кровопролития и убийств наступает более менее мирное время, когда у людей появляется возможность заняться чем-то помимо выживания. Именно к этому периоду относится история появления большинства стилей цюань фа (кулачного искусства) юга. Так, в качестве материнских стилей окинавского каратэ исследователи чаще всего называют: «Хусин цюань», или кулак формы тигра, Хэ Цюань - кулак журавля создателем которого считают легендарную Фан Цинян, а также Лохань Шиба Цюань, или кулак архата, основание которого приписывают пришедшему с севера монаху Кунъинь, который в середине 19 века обучил ему Юнь Ишаня. Последний в начале двадцатого века перебрался в Фуцзянь. Среди возможных претендентов на звание прародителя окинавского кулачного искусства иногда называют и такие южно-китайские стили, как кулак золотого льва, южный кулак дракона, кулак пяти предков и другие, но фаворитами являются именно эти три великих “цюаня” из провинции Фуцзянь.
Богдан Курилко
(Из книги "Неизвестное каратэ")
Продолжение следует...