Сообщений в теме: 4

[ВиШень]

https://vk.com/@long...o-novom-vremeni

Турниры их отношение к военному делу раннего Новом времени
Оригинал: Helen Watanabe-O’Kelly «Tournaments and their Relevance for Warfare
in the Early Modern Period». European History Quarterly 1990 20: 451

Перевод Сеничев В.
Редактура Коротков А.

Хелен Ватанабе-О'Келли — профессор немецкой литературы колледжа Эксетер. Специализируется на придворной культуре, турнирах и праздниках раннего Нового времени.


Турнир во Флоренции, нач. XVII в.

Принято считать, что турнир раннего Нового времени был исключительно развлекательным зрелищем и не имел отношения к настоящей войне. Это утверждение встречается даже в относительно недавних публикациях. Такие историки, как Мартин Мандлмайр и Карл Воцелка убеждены, что в середине шестнадцатого века, турниры при европейских дворах оставались чисто спортивным мероприятием.[1] Такие медиевисты, как Ричард Барбер и Джульетта Баркер, а также специалисты по эпохе Тюдоров, такие как Сидни Англо, идут еще дальше и описывают европейские турниры в шестнадцатом и начале семнадцатого веков как будто они были театрализованными событиями, политической пропагандой, а в остальном, по выражению C. Англо, представляли собой «неуместный декоративный элемент».[2] Англо выражает свое удивление тому, что современники не только называли проводимые ими мероприятия «турнирами», они даже считали их настоящими турнирами![3] Малкольм Вейл и Рой Стронг, двое ученых, поднявших голос в поддержку противоположной точки зрения, очень решительно утверждают, что война и турниры были тесно связаны между собой на протяжении пятнадцатого века.[4] Я же хотела бы добавить, что это остается верным, по крайней мере, вплоть до начала Тридцатилетней войны, и что турниры, проводимые при благородных дворах материковой части Европы были тесно связаны с военной практикой, отражали развитие реального военного дела и были направлены на подготовку, проверку и демонстрацию способностей, необходимых на поле боя.



Людовик XIII в Джостре, книга L’instruction du Roy en l’exercice de monter à cheval, 1625 год

Этот тезис не отрицает того, что турниры несли в себе сильный театральный элемент и что он имел центральное значение. Невозможно упустить из виду костюмы, приспособления, праздничные повозки, вымышленные сюжеты и театральные интермедии, которых так много в описаниях турниров раннего Нового времени и которые так широко иллюстрируются в современных гравюрах и картинах. Именно здесь иконография таких праздников провозглашает их политическую программу, которая, по крайней мере отчасти, была причиной их существования. На самом деле, я уже имела дело с такими аспектами и в других случаях.[5] В то же время невозможно не заметить спортивный элемент турниров. Растущая кодификация правил, введение различных мер безопасности, таких как барьер для джостра,[6] система подсчета очков, — все это свидетельствует о соревновательной стороне турнира. Однако, несмотря на важность этих аспектов, данная статья посвящена не им.

Мой главный тезис вырос из изучения турниров при дворах во Франции, Италии и германоязычном мире с шестнадцатого по восемнадцатый век. В ходе исследования было выяснено не только то, что турнир раннего Нового времени сильно отличался от средневекового турнира, но и то, что некоторые его особенности можно объяснить, только взглянув на то, что происходило на поле боя в то время. Итак, подведем итоги основных изменений в военном деле в шестнадцатом и начале семнадцатого веков в Европе.

Средневековое поле битвы, как и средневековый турнир, сосредоточивалось вокруг рыцаря, покрытого доспехами и вооруженного преимущественно копьем. Этот человек-снаряд летел прямо на противника, одетого в такой же манере. Растущий успех пикинеров и арбалетчиков на поле боя, начиная с четырнадцатого века, а также развитие огнестрельного оружия изменили военную роль рыцаря в тяжелых доспехах. В историографии ведется множество споров о том, когда концепция рыцаря окончательно теряет свое значение. Текущий научный консенсус состоит в том, что он достиг пика своей эффективности примерно в 1450 г., продолжает играть важную роль по крайней мере до 1500 г., и что он вытесняется с поля битвы только в последней четверти шестнадцатого века.[7] Проясним, что когда мы говорим «рыцарь», то мы имеем в виду именно конного копейщика в тяжелых доспехах. Кавалерист в целом оставался важным военным компонентом во всех европейских армиях до самого двадцатого века, хотя его роль и качества, необходимые для ее выполнения, неуклонно изменялись.


Фабрицио Кастелло, Битва при Сан-Катене.

Ручное огнестрельное оружие становился все более практичным и начинает занимать свое место на поле боя уже с конца четырнадцатого века. С середины шестнадцатого века пистоль, в частности, становился все более важной частью экипировки кавалериста.[8] Таким образом, тяжелый рыцарь постепенно уступал место конному воину другого типа, который был подвижен и мог атаковать пикинеров, сближаясь с ними достаточно быстро, чтобы стрелять, «когда может видеть белки их глаз»[9], вместо того, чтобы медленно и неудержимо атаковать их. Точно так же, с изменением военного искусства, кавалеристы теперь использовались «в качестве застрельщиков, разведчиков, перехватчиков снабжения и посыльных».[10] Скорость, мобильность, точность стрельбы и быстрота реакции стали теперь важнее, чем выносливость, необходимая для несения доспехов и копья. Помимо пистолета, кавалерист был вооружен клинковым оружием. Что случилось с копьем? Оно оставалось актуальным по крайней мере до начала Тридцатилетней войны, окончательно выйдя из моды во второй половине XVII века, но так и не исчезло полностью. Фактически, оно пережило замечательное возрождение, сыграв важную роль, например, в армии Наполеона, и было упразднено в британской и немецкой армиях только после Первой мировой войны.

Параллельно с развитием кавалерии, в шестнадцатом столетии росла численность и значение пехоты.[11] Ее оружием были в основном пики и мечи, мушкеты и пистоли. К концу шестнадцатого века введение унифицированной военной подготовки Мориса Нассауского и его двоюродных братьев Вильгельма Людвига и Иоганна Вильгельма Нассау-Зигена произвело революцию в поведении армии на поле боя, но особенно в поведении пехоты, превратив то, что было собранием отдельных бойцов в дисциплинированную и связную массу людей, действующих и движущихся как одно целое. Таким образом, к концу шестнадцатого века большинство европейских армий состояло из пеших пикинеров и мушкетеров, а также поддерживающей их кавалерии разных типов. Последняя должна была быть быстрой и мобильной, уметь хорошо ездить верхом и использовать несколько видов оружия в быстрой последовательности: меч, пистолет и иногда копье. И пехотинцы, и кавалеристы должны были иметь возможность сражаться в составе группы, в то время как пехота, в частности, стала более многочисленной, более профессиональной и лучше обученной.

[ВиШень]

Групповые пешие бои на турнире La Guerre d'Amour

Если рыцарский турнир связан с реальными военными навыками, то можно было бы ожидать, что джостр и другие формы поединка на копьях и мечах все еще существовали бы вплоть до Тридцатилетней войны, но постепенно уступали место упражнениям, которые тренировали и проверяли ряд новых навыков, необходимых новым родам кавалерии и их стилю ведения боя:

- умение хорошо ездить на более легкой, лучше обученной лошади;
- возможность использовать ручное огнестрельное оружие наряду с более традиционным холодным оружием;
- навыки сражения в составе группы;
- скорость, маневренность и универсальность;
- уверенность в прицеливании и быстрота реакции.

Турнир также должен отражать реалии не только кавалерийского боя, но и пехотного.

Именно такое развитие мы и наблюдаем. Сначала коснемся турнира, практикуемого верхом. В то время как смерть Генриха II на джостре в Париже в 1559 году сделала джостр непопулярным во Франции (запрещалось и порицалось Екатериной Медичи, вдовствующей королевой - прим. ред.), в Италии и немецкоязычных странах они оставались обычным явлением до начала Тридцатилетней войны. Например:

- в 1561 году в Мантуе проводились рыцарские поединки и/или джостры по случаю свадьбы Гульельмо Гонзага и Элеоноры Австрийской;
- в Пьяченце в 1574 г. во время визита Дона Хуана Австрийского;
- в Падуе в 1594 г.; в Турине в 1600 г.;
- на каждом из трех больших праздников, состоявшихся в 1608 году в Турине, Флоренции и Мантуе в честь двойной свадьбы двух савойских принцесс с герцогом Мантуи и герцогом Модены соответственно;
- во Флоренции в 1617 году на свадьбе Фердинандо Гонзага с Екатериной Медичи.

В немецкоязычном мире:

- в 1568 году в Мюнхене прошли рыцарские турниры и джостры, посвященные свадьбе Рене Лотарингской с Вильгельмом V Баварским;
- в Касселе в 1596 и 1600 годах по случаю крещения Елизаветы и Морица Гессен-Кассельских соответственно;
- в Бреслау в 1611 г. в честь прибытия императора Матиаса;
- в Гейдельберге в 1613 г. к приезду Елизаветы, английской невесты Фридриха Пфальцского;
- свадьба Вольфганга Вильгельма из Пфальц-Нойбурга и Магдалины Баварской в Мюнхене, также в 1613 году.

Это далеко не полный список, но он дает некоторое представление о частоте и географическом распространении конных состязаний на копьях в этот период и типах событий, которые отмечались таким образом. Однако, как мы увидим позже, такие состязания обычно составляли часть более крупного празднества, которое могло включать в себя элементы, неизвестные средневековью.


Джостр в Нанси, фрагмент. Автор Jacques Callot

Джостр не исчез в 1618 году. Он стал проводиться гораздо реже, но спорадически встречался до середины семнадцатого века. Жак Калло, например, изображает двух рыцарей в доспехах, сражающихся в Нанси, на гравюре, датируемой 1628-29 годом, и мы узнаем, что, тренируясь для турнира в Модене в 1652 году, генерал Габсбургов, граф Монтекукули смертельно ранил графа Мольца в горло своим копьем.[12] Зимой 1655–1656 годов в Болонье, в честь визита шведской королевы Кристины, также состоялся джостр.

В то же время, то есть по крайней мере с середины шестнадцатого века, мы видим большой рост популярности других разновидностей конных упражнений, постепенно замещавших рыцарский поединок, а с середины XVII века вытеснивших его окончательно. Эти упражнения представляли собой «заход на кольцо», «квинтину» и «голову». Первые два пришли еще из средневековой практики.


«Заход на кольцо»

«Заход на кольцо» (автор использует выражение «running at the ring», которое также можно перевести как заезд, забег — прим. пер.) включала в себя быстрый галоп направлению к кольцу, подвешенному на Г-образной стойке или между столбами, обычно выше уровня плеч, в некоторых случаях подвешивалось несколько колец на разной высоте, тогда итоговый счет зависел от того, на какой именно высоте копье всадника пронзило кольцо. Цель упражнения состояла в том, чтобы не только поразить, но и снять кольцо и унести его на острие копья — непростая задача, при которой необходимо вести лошадь одной рукой. «Кольцо», требовало сочетания навыков верховой езды, скорости и точности прицеливания, была единственной наиболее распространенной формой конных упражнений, которую можно было встретить практически при всех европейских дворах в течение примерно 200 лет: с середины шестнадцатого до середины восемнадцатого века.

[ВиШень]

Квинтина или «мавр»

Упражнение «квинтина»(фр. quintain) предполагало удар копьем по фигуре турка или мавра по время атаки на полном галопе. Современные источники не дают никаких указаний на то, что квинтина поворачивалась после попадания, чтобы ударить неловкого всадника по спине, как это, по-видимому, имело место в Средние века, и также утверждается, что, когда кто-то наносит правильный удар по квинтине, копье переламывалось, как при джостре. Это указывает на то, что, как и в более ранние периоды, с шестнадцатого века квинтина представлял собой прочную статичную деревянную фигуру.

Эти два турнирных упражнения становились все более и более популярными, в то время как джостр между двумя всадниками уходил в прошлое. Копье, используемое для колец и квинтины, было не тяжелым и острым боевым копьем, упираемым в нагрудник кирасы, а длинным и легким. Цель обоих этих упражнений заключалась не столько в том, чтобы научиться обращаться с копьем как с оружием, сколько в тренировке тех способностей, которые вообще были бы полезны при использовании другого оружия, а именно: уверенности в прицеливании, мобильности и скорости.


«Голова», показан маршрут и виды оружия, используемые в турнире. Книга École de cavalerie, 1736 г.

Упражнение «голова» (фр. Tete), по-видимому, было единственным, изобретенным в семнадцатом веке, предположительно происходило из квинтины. Первое известное мне упоминание о нем встречается в руководстве по верховой езде Лёнейса 1609 года.[13] Он по-прежнему называет это заходом на квинтину, но описанное точно соответствует упражнению «голова», которое описано ниже. Первые фестивали, на которых это упражнение имело место на практике, прошли в Гейдельберге в 1613 году на упомянутой выше свадьбе палатина, а также в Дессау в 1614 году, на свадьбе Георга Рудольфа из Лигниц-Брига и Софии Елизаветы Анхальтской и в Галле в 1616 году на бракосочетании крестины Софии Елизаветы Бранденбургской. Таким образом, «голова» кажется немецким изобретением — французские источники 1660-х и 1670-х годов уверенно свидетельствуют об этом.[14] Военный деятель и теоретик Иоганн Якоби фон Вальхаузен утверждает в своем трактате Romanische Kriegskunst (1616 г.), что римляне уже практиковали это упражнение, как с колесниц, так и верхом, используя в качестве оружия луки и стрелы, мечи и дротики; но это может быть просто попыткой придать солидности новой форме, упражнений, придумав для нее древнее прошлое.[15]

Поле для «головы» представляло собой площадку с тремя или четырьмя головами «мавров» или «турок» (выполненных из папье-маше или другого разрушаемого материала — прим. пер.) закрепленных на барьере ристалища, каждая на разной высоте. Всадник должен был проскакать мимо них, используя против каждого разное оружие. В работе Лёнейса предусмотрено три вида оружия: копье, пистоль и топор. На первых турнирах, где проводилось подобное соревнование, пистоль еще не фигурировал, а тремя видами оружия были меч, копье и дротик. Однако примерно с 1630-х годов записи об использовании пистолей становятся все более распространенными, и они почти всегда использовались в течение следующих 100 лет, когда «забег к голове» стал чрезвычайно популярным во всей Европе. Примечательно поэтому, что единственная форма, которая была изобретена в семнадцатом веке, проверяла универсальность ряда видов оружия, среди которых выделялся пистоль.


«Карисель», Мадрид, 1623 год

Следует упомянуть и о другой форме конных турниров при немецких дворах в начале XVII века, а именно о так называемых «кариселях». Это следует отличать от обычного значения слова «карусель», термина, широко используемого в большинстве европейских языков, особенно начиная с семнадцатого века, для обозначения любого крупномасштабного турнира или конного состязания. Немецкая «карисель» представляла собой конную игру, в которую играли две команды, выстроившиеся в линию по обе стороны поля боя. Член одной команды, выезжая на центр ристалища и прикрываясь большим щитом, а член противоположной команды забрасывал его глиняными шарами (в некоторых случаях также сражались имитацией метательного копья с глиняным наконечником — прим. пер.). Затем первый всадник должен был вернуться в свой строй, в то время как члены его команды, в свою очередь, подъезжали, чтобы обстрелять первого нападавшего! Бегство, преследование и точный прицел были основными элементами этого упражнения. Мы находим изображение карисели на великой штутгартской свадьбе 1609 года между Иоганном Фридрихом Вюртембергским и Барбарой Софией Бранденбургской, в Ягемдорфе в 1610 году на свадьбе их сестры и брата соответственно, в Штутгарте в 1617 году на совместной свадьбе брата Иоганна Фридриха и крещение сына, а в Галле в 1616 г. — крещение Софи Элизаветы Бранденбургской.
 

[ВиШень]

Поединок на пиках через барьер

В Средние века турнир являлся состязанием рыцарей, то есть особой категории нобилитета, которая могла позволить себе коня и доспехи. Однако в период раннего Нового времени пешие турниры стали частым, даже почти неизменным элементом любого крупномасштабного турнира. Пеший бой был отдельной формой состязаний, и его не следует путать с поединками, проходившими в XV веке. В настоящее время я не могу сказать, когда состоялся первый пеший турнир[16], но ясно, что к 1560-м годам он получил широкое распространение при европейских дворах, случаясь, например, в Вене в 1560 г., в Ферраре в 1561 г. и в Мюнхене в 1568 году. В этой номинации использовалось оружие, применяемое пехотой на поле боя, а именно пика и короткий меч. Участники маршировали на ристалище подобно тому, как полк идет в бой.


Выход «армий» Африка и Азия на турнире La Guerre d'Amour, 1615 год.

Отчет о свадьбе, состоявшейся в Дюссельдорфе в 1585 году между Иоганном Вильгельмом из Гтилиха и Якобой из Бадена, подчеркивает именно этот аспект, называя движение пехотинцев «вступлением полка» и описывая, насколько они напоминают немецких пехотинцев, марширующих колоннами трое.[17] В таком бою всегда было по крайней мере две противоборствующие группы или команды, но иногда их число доходило шести, причем члены групп носили одинаковые костюмы или цвета. Обычно они сражались через низкий барьер, сначала один на один, а затем команда против команды. Мушкетеры и аркебузиры обычно маршировали вместе отрядами и в конце проводили залпы из огнестрельного оружия, примером тому могут служить крестины в Касселе в 1596 году. С этого времени пешие бои стали не менее распространенным явлением, чем квинтина, и о их важности свидетельствует тот факт, что к началу XVII века они впервые появились в теоретической литературе о турнирах.

Бартоломео Серено первым заговорил об этом в состоящей из трех частей работе «Dell’ uso della lancia a cavallo. Del combattere piede Alla Sbarra. Et dell’ Imprese, Et inventoni cavalieresche» (Неаполь, 1610 г.). Как ясно из названия, Серено описывает конные поединки в первой части и пешие бои во второй. Касательно последнего он прямо сообщает, что дворянину теперь гораздо чаще приходится сражаться пешком, чем верхом, и поэтому он должен владеть тем оружием, которое используется в пешем бою, а именно пикой и мечом. Он предполагает, что пешие турниры будут проводиться индивидуально и в группах, но в остальном не углубляется в эту тему.


Пикинеры, одетые для пеших поединков на турнире. 1609 год

Гораздо более подробным является трактат Пистофило Бонавентуры, названный просто II Torneo (Болонья, 1627 г.), который, несмотря на свое название, касается исключительно пешего турнира, что было бы немыслимо в шестнадцатом веке. Пистофило объясняет, почему пеший турнир настолько важен, что его можно рассматривать в отдельной работа, и не только потому, что это благородное, рыцарское и научное упражнение, но и потому, что он «отражает войну».[18] Далее он объясняет, почему это так: в турнире в ход идет то же самое оружие, что и на войне, т.е. пика, боевой топор, алебарда и меч, а в последнее время еще и огнестрельное оружие, мушкеты, аркебузы и тому подобное, а участники турниров сражаются в том же боевом порядке, что и на войне.

Пистофило подробно рассматривает каждый аспект пешего турнира — различные функции участников, их задачи, их доспехи, то, как они должны выйти на поле боя, и как использовать и держать различное оружие, которым снова являются пика, боевой топор и меч, в указанном порядке. Он анализирует индивидуальный и групповой бой, приводя две схемы строевых перемещений, необходимых в последнем. Он все время подчеркивает, что считает войну и турниры двумя сторонами одного и того же навыка.

 

[ВиШень]

Турнирный боец с топором, трактат Il Torneo, 1627 г.

В актуальности турнира убеждена и военная литература раннего Нового времени. Вильгельм Дилих, придворный поэт Мориса Ученого Гессен-Кассельского, сегодня известен нам как своими военными сочинениями, так и рассказами о крестинах, проводившихся в Касселе в 1596 и 1600 годах, о которых упоминалось выше. В своем отчете о турнирах 1596 г. он говорит нам, что турниры и рыцарские упражнения являются «весьма полезной и даже необходимой практикой в мирное время»[19]. Эту фразу можно было бы принять за простую фигуру речи, если бы не тот факт, что он более полно раскрывает эту мысль в военном трактате, объясняя, что копейщиков нужно учить, как опускать оружие и поражать им цель, и как, когда их копье сломано, они должны браться за мушкет, лучшая тренировка для этого — джостр, кольцо и квинтина. Эти упражнения учат точности прицеливания по последовательному ряду мишеней.[20] Год спустя Иоганн Эттингер, придворный поэт в Штутгарте, описывая карисель, проведенный там в 1609 году, снова подчеркивает полезную воинскую тренировку, которую дает такое упражнение, поскольку оно учит не только быстроте прицеливания и атаки, но и умению впоследствии восстановить боевой порядок.[21]

Иоганн Якоби фон Вальхаузен, военный деятель и теоретик, уже был кратко упомянут выше в связи с упражнением «голова». Он также обращает внимание и на заход на кольцо. В своем Ritter-Kunst он подчеркивает практическое применение этого упражнения.[22] В главе VI, например, он демонстрирует, как можно практиковаться в использовании копья на поле боя, выполняя заходы на кольцо на различных высотах, на которых но может быть подвешено: они соответствуют забралу и голове противника, а также груди лошади. В своем трактате о кавалерийском бою того же года, Kriegskunst zu Pferdt, он снова подчеркивает разнообразие оружия, которое необходимо было использовать кавалеристу того времени, и полезность турниров для отработки этих навыков. Его взгляды имеют тем больший вес, поскольку Вальхаузен был первым директором военной академии, основанной Иоганном фон Нассау-Зигеном в Зигене, и, следовательно, был в курсе самых современных военных разработок своего времени.

Итальянский мастер верховой езды Алессандро Массарио Малатеста, писавший в 1600 году, не видит различия между простой верховой ездой, кавалерийской ездой, турнирами и войной: «Всевозможные рыцарские поединки и джостры ведут к настоящей войне и, в конечном счете, связаны с ней», — твердо заявляет он.[23]

Некоторые другие особенности турниров в период раннего Нового времени, связав их с актуальной военной практикой. Например, большинство из них проходило в осенние и зимние месяцы. Это можно объяснить тем, что те, что проводились в январе и феврале, были связаны с предпостным карнавальным сезоном и составляли часть забав, обычных для большинства дворов в то время. Но что насчет других турниров? Можно ли предположить, что частота турниров осенью и зимой была связана с тем, что в это время солдаты и дворяне находились на зимних квартирах и должны были поддерживать свои навыки на высоком уровне для подготовки к следующему сезону кампании?

Другое наблюдение, которое нельзя не сделать, глядя на достаточно большое количество европейских турниров проводимых в конце XVI – начале XVII веков, заключается в том, что, хотя турниры часто устраивались для празднования свадеб, визитов важных принцев и крестин, во времена особой напряженности, например в последнее десятилетие перед Тридцатилетней войной при немецких дворах устраивались турниры с особо большим размахом, под предлогом крещения, не очень важных в остальном детей — второй дочери, третьего сына, например. Это происходило отчасти потому, что такие встречи давали участникам возможность провести «конференцию на высшем уровне», но это также может быть связано с тем, что они давали им возможность вместе практиковать свои военные навыки и оценить войска друг друга не давая своим потенциальным противникам повода говорить, что те вооружались для войны.

Если я права в своем описании развития турнира в XVI и начале XVII вв., то такие черты, как прекращение джостра, рост популярности состязаний с участием неодушевленных предметов, изобретение новых форм с использованием ручного огнестрельного оружие, популярность командных упражнений, таких как карисель, и введение группового пешего турнира должны, по крайней мере, рассматриваться как отражение того, что происходило на поле боя. Я хотела бы пойти дальше и сказать, что эти состязания, каким бы ни было их значение как политических и спортивных событий, также представляли собой тренировку и проверку готовности к войне.


Une Fête sur la Place de la Signoria a Florence. Jacques Callotб 1617 г.

Примечания

[1] Martin C. Mandlmayr and Karl Vocelka, ’Vom Adelsaufgebot zum stehenden Heer’, in G. Klingenstein and H. Lutz, eds, Spezialforschung und ’Gesamtgeschichte’. Beispiele und Methodenfragen zur Geschichte der fruhen Neuzeit (Munich 1982), 120.

[2] Richard Barber and Juliet Barker, Tournaments. Jousts, Chivalry and Pageants in the Middle Ages (Woodbridge 1989); Sydney Anglo, ’Le declin du spectacle chevaleresque’, in Arts du Spectacle et Histoire des Idees. Recueil offert en Hommage a Jean Jacquot (Tours 1984), 21-35, 26.

[3] Anglo, op. cit., 29.

[4] Malcolm Vale, War and Chivalry (London 1981), 63f.; Roy Strong, Art and Power. Renaissance Festivals 1450-1650 (Woodbridge 1984), 12.

[5] Helen Watanabe-O’Kelly, ’Joseph und seine Brüder: Johann Georg II von Sachsen und seine Feste (1660-1679)’, Dresdner Hefte, Vol. 8, No. 1 (1990), 29-38; ’The Iconography of German Protestant Tournaments in the Years before the Thirty Years’ War’, Acts du XXII e Colloque D’Etudes Humanistes: Spectacle et Image dans L’Europe de la Renaissance (in press).

[6] Поединок на копьях верхом, с конца XIII века проходящий через разделяющий всадников барьер. Позволяет рыцарю продемонстрировать навык таранного удара копьем. В развитии этого навыка развивается и рыцарское снаряжение — седло с высокими луками, длинные стремена, упор для копья на кирасе и стопорная муфта на самом копье – прим. пер.

[7] Vale, op. cit., 103f.; J. R. Hale, War and Society in Renaissance Europe 1450-1620 (London 1985), 54f.; Roger Sablonier, ’Rittertum, Adel und Kriegswesen im Spätmittelalter’, in Josef Fleckenstein, ed., Das ritterliche Turnier im Mittelalter (Göttingen 1985), 542.

[8] см. Jaroslaw Lugs, Handfeuerwaffen. Systematischer Uberblick iiber die Handfeuerwaffen und ihre Geschichte (Berlin 1979), Vol. I, 22.

[9] Распространенная концепция, позволяющая оценить дальность прицельной стрельбы эпохи гладкоствольного оружия. Упоминается в нескольких источниках XVII века – прим. пер.

[10] Hale, op. cit., 55.

[11] Geoffrey Parker, The Military Revolution. Military Innovation and the Rise of the West 1500-1800 (Cambridge 1988), 16f.

[12] Theatrum Europaum, Vol. VII (1652), 297.

[13] Georg Engelhard von Loehneyss, Della Cavalleria (Remlingen 1609), 411.

[14] Claude Francois Menestrier, Traite; des Tournois, Joustes, Carrousels, et Autres Spectacles Publics (Lyons 1669), 280; Andre; Felibien, Les Plaisirs de l’Isle enchante (Paris 1673), 88.

[15] Johann Jacobi von Wallhausen, Romanische Kriegskunst (Frankfurt am Main 1616), 16-17.

[16] Первым прецедентом описанного в этой работе типа турнира можно считать падарм в Сандикуре, прошедший в 1493 году. На нем были представлены групповые поединки на копьях и мечах, проходившие через барьер. – прим. пер.

[17] Diderich Graminus, Furstliche Hochzeit (Dusseldorf 1585), fol. Rr ij.

[18] Op. cit., 3.

[19] Wilhelm Dilich, Beschreibung und Abriss dero Ritterspiellso der durchleuchtige ... Moritz/Landgraff zu Hessenl ... auff die Furstl. Kindtauffen Frewlein Elisabethenl ... zu Cassel angeordnet und halten lassen (Kassel 1601), 7

[20] Wilhelm Dilich, Kriegss-buch/ darin die Alte und Newe Militia eigentlich beschrieben (Kassel 1608), 73-4.

[21] Johann Oettinger, Warhaffte Historische Beschreibung Der Fiirstl. Hochzeitl ... So Der Durchleuchtig Hochgeborn Furst unnd Herrl Herr Johann Friderich Hertzog zu Wurtemberg und Teck ... mit ... Barbara Sophia Marggravin zu Brandenburg ... anno 1609 ... celebriert und gehalten hat (Stuttgart 1610), 251.

[22] Johann Jacobi von Wallhausen, Ritterkunst. Darinnen begriffen/I Ein trewhertziges Warnung=Schreiben wegen dess Betubten Zustands jetziger Christenheit. II Underricht aller Handgriffen so ein jeder Cavallirer hochnotig zu wissen bedarff (Frankfurt am Main 1616).

[23] Alessandro Massario Malatesta, Compendio dell’ heroice arte di Cavalleria (Venice 1600), fol. 51