Мемуары мастера Фунакоси – 2

(предыдущая часть)

(Перевод clover)

Глава 1. НАЧАЛО ПУТИ

Расставание с пучком волос

Я родился в 1868 году, который стал первым годом новой, поворотной в истории Японии эпохи Мэйдзи. В тот год было свергнуто многовековое правление сёгунов и восстановлена власть императора, а столица Японии - Эдо, переименована в Токио. (фото Окинавы, 1905 год)

Я появился на свет в деревне Ямакава-сё (Yamakawa-chо), неподалеку от города Сюри (Shuri), бывшей столицы княжества Рюкю (Окинава). Но если кому-нибудь будет интересно проверить мою дату рождения в официальных документах, то там будет указано, что я родился в третий год эпохи Мэйдзи (1870). Все дело в том, что я подправил свою дату рождения, когда поступал медицинскую академию. В то время существовало положение, что поступать в нее могут только лица не старше 1870 года рождения, поэтому у меня не было иного выхода кроме как исправить в документах дату, что было как ни странно легко, потому что в то время не было такого строгого учета, как сейчас.

Таким образом, сдав экзамены, я был принят в академию, но долго там не проучился. Причина моего ухода из академии была связана с одной очень древней японской традицией.

Среди множества реформ, проведенных новым правительством Мэйдзи в течение первых 20 лет, был указ, запрещавший длинные волосы у мужчин, которые испокон веку были частью японской традиции. Длинные волосы, уложенные в пучок, считались не просто символом зрелости и мужества, но и признаком сословия. Действие этого указа вызвало недовольство по всей стране, но особенно, как мне кажется - на Окинаве.

Мнение общества того времени разделилось, - одни считали, что для будущего Японии необходим переход на западные традиции, другие – наоборот, что необходимо сохранять прежние и отчаянно сопротивлялись любым реформам нового правительства. Однако, ничто не вызвало такого негодования на Окинаве, как требование остричь мужчинам пучок волос. Окинавские мужчины (фото"Рюкюсцы"), принадлежавшие к сословию «сидзоку» (shizoku) (окинавский эквивалент сословия самураев в Японии), упрямо отказывались это сделать, в то время как мужчины, принадлежавшие к сословию «хэймин» (heimin) (простолюдины) и некоторые прогрессивные представили сидзоку поддерживали эту идею. Группа противников реформ со временем объединилась в партию «ганка-то» (ganko-tо (партия консерваторов), а вторых – в «кайка-то» (kaika-tо (партия реформ).

Мужчины в нашей семье в течение многих поколений служили на небольших должностяхв клане, который единодушно и непреклонно выступал против этого указа. Все были глубоко возмущены требованием остричь волосы, хотя я был молод и для меня это не казалось таким уж принципиально важным. Я просто подчинялся мнению большинства в клане, и поскольку в медицинской академии было запрещено учиться студентам с длинными волосами, то такой казалось бы незначительный пустяк, как пучок волос смог повлиять на ход всей моей дальнейшей жизни. Конечно со временем я, как и все остальные, остриг волосы, но прежде, чем рассказать при каких обстоятельствах это произошло, я хочу вернуться на некоторое время назад.

Я был единственным сыном в семье моего отца – Гису (Gisu), который занимал должность мелкого чиновника. Рожденный досрочно, я был очень слабым ребенком, поэтому родители, бабушки и дедушки, опасаясь за мою жизнь, взяли надо мной особую опеку. Все мои родственники без конца нянчились и баловали меня. (фото "Окинавская детвора")

Сразу же после рождения я был взят на воспитание в дом родителей мамы (фото "Пожилые рюкюсцы"), в котором дед преподал мне первые основы конфуцианского учения, читая древнекитайские трактаты «Четырехкнижие» и «Пятикнижие», что считалось в то время обязательным для детей из сословия сидзоку.

Так я рос в доме родителей моей мамы и в надлежащее время пошел в начальную школу, в которой у меня появилось много новых друзей. Именно здесь произошел судьбоносный поворот в моей жизни (намного более важный, чем пучок волос), поскольку среди моих одноклассников был сын не просто замечательного человека - Адзато Ясуцунэ (Azato Yasutsune), а одного из самых прославленных мастеров каратэ на Окинаве того времени.

Мастер Адзато принадлежал ко второму из двух самых влиятельных кланов на Окинаве. Первый, клан Удун (Udun) был правящим на островах и по степени важности был равен японским даймё (daimyo), второй - клан Тоноти (Tonochi) имел статус владельцев отдельных деревень. Семья Адзато принадлежала к клану Тоноти и владела одноименной деревней – «Адзато», которая находилась между городами Сюри (фото "Старый Сюри") и Наха (Naha) (фото "Вид на залив у Наха"). Авторитет мастера Адзато был настолько велик, что правитель княжества Рюкю считал его не столько вассалом, сколько своим важным другом.

Адзато был не только непревзойденным мастером в искусстве каратэ, но и превосходным мастером верховой езды (ба-дзюцу), фехтования на мечах (кен-дзюцу), а также стрельбы из лука (кю-дзюцу). Кроме того, он был глубоко образованным человеком. Мне просто повезло, что судьба свела меня с ним и он стал моим первым учителем.

С началом эпохи Мэйдзи каратэ уже не было под запретом, но занятия продолжали проходить в укромных уголках и ученикам запрещалось это разглашать. О причинах этого я расскажу несколько далее, а здесь лишь упомяну, что первые мои занятия каратэ проходили негласно и поздно по вечерам. Дом мастера Адзато находился довольно далеко от дома бабушки и дедушки, у которых я тогда жил, но я был настолько увлечен этим занятием, что поздние прогулки меня совсем не обременяли - я был рад тому, что я уже перестал быть тем самым хилым и неуверенным в себе мальчишкой. Я увлеченно занимался каратэ, и чем больше я ему учился, тем больше росла моя благодарность к этому искусству, которое укрепляло мое здоровье и закаляло дух, поэтому я решил, что каратэ-до навсегда будет связано с моей жизнью.

Однако, тогда я еще не думал, что каратэ может стать моим основным ремеслом, и поскольку случай с пучком волос прервал мою возможную медицинскую карьеру, то я задумался над тем - чем бы я хотел зарабатывать себе на хлеб. Поскольку с самого раннего детства мой дед и мастер Адзато увлекли меня китайской классикой, то я решил использовать свои знания, став школьным учителем. Я прошел аттестацию и получил должность помощника преподавателя начальной школы. В 1888 году, в возрасте 21 года я впервые вошел в свой первый класс.

Однако, к тому времени на моей голове все еще красовался пучок волос, и чтобы вступить в свою новую должность я был вынужден его остричь. Но я был молод и совершенно не сожалел об этой старой традиции. Японию того времени сотрясали радикальные реформы, огромные изменения происходили всюду, даже на уровне традиционного японского уклада жизни. И я понимал, что будучи преподавателем, я должен стать примером для подражания молодежи, которая, в свою очередь, будет вершить судьбу нации, ликвидируя противоречия, которые возникли между Старой и Новой Японией. Я был согласен с официальным указом, поскольку считал, традиционный пучок волос является анахронизмом. Однако, меня пугало, что об этом скажут мои родители.

В то время, школьные учителя были обязаны носить новую преподавательскую форму (которая была почти такой же, как у студентов университетов до войны): черный китель с медными пуговицами с рельефом в виде цветка вишни – и во всем этом, с коротко стриженной головою я предстал перед очами своих родителей, чтобы сообщить им, что принят на должность помощника преподавателя в начальную школу.

Мой отец разозлился: «на кого ты похож?» - в негодовании воскликнул он, - «ты же сын самурая!». А моя мать была настолько возмущена, что не смогла не вымолвить ни слова. Она демонстративно повернулась ко мне спиной и вышла из дома через черный ход, направляясь в дом своих родителей, чтобы сообщить им об этой ужасной «трагедии». Я представляю, насколько забавной может показаться эта сцена для современной молодежи.

Но, что сделано, то сделано. И, не смотря на скандал с родителями, я начал заниматься преподаванием, которому посвятил свои последующие 30 лет жизни. Но при этом я был предан своей «первой искренней любви». Днем я работал в школе, а поздно вечером отправлялся к дому мастера Адзато, освещая себе дорогу светом фонаря, если ночь была безлунной. Поскольку я каждый раз возвращался домой глубокой ночью, то заметившие это соседи терялись в догадках - куда и зачем я хожу по ночам. Некоторые из них считали, что единственным разумным решением этой загадки было посещение мною различных злачных мест.

Как же они заблуждались. Ночь за ночью, неделя за неделей, месяц за месяцем, повторяя снова и снова, мы делали ката (один из методов в каратэ) во дворе дома мастера Адзато, до тех пор, пока более или менее не справлялись с ним. Постоянное повторение одного и того же ката было чудовищно изнурительным и иногда доводило меня до отчаяния. Сколько же было пролито нашего пота в том «додзё», устроенном во дворе позади дома Адзато. Но принципы нашего учителя были тверды – пока мы не добивались удовлетворительного исполнения одного ката, к тренировке следующего не переходили.

Я на всю жизнь запомнил образ этого великого мастера: при свете лампы, он сидел во дворе на веранде, расположенной с внутренней стороны его дома, всегда одетый в хакама, с горделивой осанкой, несмотря на свои преклонные годы. А иногда, я так уставал, что был способен видеть только его силуэт на фоне тусклого света фонаря.

Каждый раз после выполнения ката, мы с волнением ждали его мнения. И всегда он был немногословен. Если он был недоволен, то негромко говорил: «повторите» или «еще раз». И так раз за разом, еще и еще, пока пот не начинал течь ручьями и я был близок к отчаянию, и именно тогда я осознал, что идеального исполнения ката никогда не достичь, как никогда не достичь вершины совершенства. А когда, наконец, он был более или менее удовлетворен нашим исполнением ката, то его похвала выражалась также одним единственным словом: «сойдет!». И это было самым желанным словом, которое мы так жаждали услышать, поскольку после этого мы переходили к изучению нового ката.

Но когда, в короткий предрассветный час заканчивались наши занятия, он представал перед нами совсем другим человеком, становясь мягким и заботливым учителем. Он рассказывал нам о сущности каратэ и интересовался нашими повседневными делами. После этого я брал свой фонарь и возвращался домой, старясь проскользнуть незамеченным от подозрительных взглядов наших не в меру бдительных соседей.

Здесь я должен рассказать также о втором своем учителе - близком друге мастера Адзато, человеке, также происходившем из рода сидзоку, который был не менее великим мастером каратэ в те времена на Окинаве, чем Адзато. Звали его Итосу (Itosu)и он иногда приходил на наши тренировки. Я был счастлив возможности слышать беседы этих двух великих мастеров, узнавая таким образом много нового об изучаемом мною искусстве, об его духовных и физических аспектах.

Если бы не этих два великих мастера, то возможно у меня была бы совсем другая судьба. Я не могу выразить степень своей благодарности им за то, что они подвигли меня на путь, который стал смыслом моей жизни.

Враки о каратэ

Поскольку меня это сильно возмущает, то для начала хочу поговорить о той глупости, которую слышу иногда о нашем искусстве в последнее время. Затем я постараюсь как можно яснее объяснить, чем в действительности является каратэ. Но перед тем как перейти к этим объяснениям, я считаю необходимым привести примеры той лжи, которая искажает правду о каратэ.

Например, однажды, мне довелось слышать рассказ человека, который старясь произвести впечатление на слушателей, заявлял: «что в каратэ есть ката «нукитэ» (nukite). Человек с помощью этого ката может научиться кончиками пальцев пробивать кожу противника, цеплять его ребра и вырывать их наружу. И чтобы иметь такую «пробивную» силу необходимо достичь высокого уровня мастерства в этом очень сложном ката. Нужно ежедневно по многу часов набивать пальцы в куче бобов, насыпанных в кадку. Сначала пальцы будут кровоточить и опухать. Со временем кровоточивость пальцев прекратится и они приобретут необходимую нечувствительность. Затем бобы надо заменить на песок, который более плотен, поэтому пальцы будут биться об еще более плотную массу. Все это продолжается до тех пор, пока ученик не научится пробивать песок до самого дна кадки. После чего песок заменяется на речной гравий, по которому бьют также, пока пальцы не будут достигать дна кадки. И наконец, гравий заменяется на свинцовую дробь. В результате долгой тренировки пальцы станут настолько сильными, что человек будет способен без труда ломать пальцами не только доски и черепицу, но даже пробивать шкуру лошади».

И люди верят этим байкам. К сожалению, среди учеников каратэ встречается все еще немало болтунов, которые по тем или иным причинам способствуют распространению подобного рода лжи. Например, человек, мало знакомый с каратэ, интересуется: «говорят, вы в каратэ можете кончиками пальцев раскалывать камни и даже протыкать кожу людям?». И если ученик ответит, что подобные «фокусы» не являются целью тренировок в каратэ - это будет искренней правдой. Но все же находятся отдельные «спецы» или откровенные лгуны, которые скромно пожав плечами, скажут: «Ну, иногда я …». В результате человек верит в чушь, которую изрекает лгун, пытающийся произвести неизгладимое впечатление на несведущего в этом деле человека, который начинает взирать на него с уважением или даже с ужасом.

Еще один пример такой лжи: «в каратэ главное – сила рук. А чтобы быть сильным, нужно тренироваться часами. И лучшее упражнение для тренировки рук – это взять пальцами два кувшина за горлышки, в которые для отягощения насыпается, например, песок, и поднимать их вверх-вниз. Укрепив таким образом руки и пальцы, человек сможет буквально порвать противника в клочья».

Бред – да, и только! Однажды, ко мне в додзё пришел человек, который заявил, что обладает якобы тайной техникой, позволяющей порвать человека. Я предложил ему продемонстрировать это на себе. Ну, и...? Результат был забавен - он ухватил меня за кожу, и самое большее чего достиг - поставил большой синяк.

Безусловно, наличие силы является большим подспорьем в каратэ. Я слышал историю о человеке, который обладал от природы такой огромной силой, что взявшись руками за край крыши мог развалить весь дом, что является просто удивительным, поскольку дома на Окинаве строятся из камня. Я сам видел, как мастер Итосу давил рукой толстые стволы бамбука. Это, безусловно, впечатляет, но по моему мнению, он обладал такой чудовищной силой от природы, хотя, наверняка, каратэ в какой-то мере позволило ее развить еще больше. Любой человек после определенной тренировки способен удивлять других людей своей силой, но он может развить ее только до уровня, который ему отпущен природой. Существует предел физических возможностей, которые никто не сможет превысить.

Действительно, мастер каратэ может одним ударом разбить несколько досок или черепиц, но уверяю вас, что после достижения определенного уровня, это способен сделать любой из вас. Здесь нет ничего фантастического. Это не связано с целями каратэ, а просто является показателем той силы, которую может развить человек через соответствующую тренировку, если ему это необходимо. В этом нет никакой мистики.

Меня иногда спрашивают - зависит ли уровень мастерства от количества разбитых досок или черепиц. Уверяю вас, что - нет. Поскольку каратэ – это один из самых хитроумных видов боевых искусств, то любой адепт каратэ, который хвастается своей силой, например, тем что он способен разбить стопку досок или черепицы, порвать противника в клочья либо пробить у него кожу между рёбрами на груди, поверьте мне, об искусстве каратэ имеет весьма посредственное представление.

(продолжение...) (к началу книги)